Выбрать главу

Я молча кивнул, потому что понял. В то время мы с Киркой уже прочли столько книг про автомобили и мотоциклы, что почти не путались в названиях разных частей и представляли себе, что такое кардан.

— Не вышел сегодня слесарь, а машину из-за пустяка не оставишь стоять. Вот подтяну и пошабашим.

— А на автомобиле ездить все-таки лучше, — сказал Кирка.

Мы знали, что Федя работает в гараже механиком, но считали шоферскую работу интереснее.

— Работать надо там, где ты нужнее, — ответил Федя.

— А трудно научиться ездить на автомобиле? — спросил я.

— Научиться ездить легко, а вот стать настоящим шофером трудно. Автомобиль ведь машина умная: по прямой — и за руль держать не надо, — сама пойдет. Так что привыкнуть втыкать скорости и вертеть баранку да на газ давить — это не трудно. А вот суметь проехать везде, где возможно и даже где невозможно, и еще при этом взять самый тяжелый груз — для этого нужно быть настоящим шофером, — Федя затянул последний болтик, и мы поднялись наверх. Поднимались по ступенькам в конце ямы: Федя шел последним и, щелкнув выключателем, погасил свет.

— Машина готова, можешь путевку подписать, — сказал он пожилому человеку, попавшемуся навстречу.

— Спасибо, выручил, — ответил человек и спросил с улыбкой: — А это что за помощники?

— Это моя бригада, — ответил Федя серьезно. — Вот научатся слесарить, а через год-два и за руль сядут.

— Хорошо, — сказал человек, — нам смена нужна. Машины будут новые, и шоферы нужны молодые, — он поправил очки, кивнул на прощание головой и пошел в глубь гаража.

— Вот этот человек всю блокаду возил через Ладогу грузы, подо льдом побывал, а однажды с осколком в плече, весь в крови, привел машину в Ваганово, — сказал Федя, и обычная улыбка сбежала с его лица.

Мы обернулись, чтобы еще раз увидеть пожилого шофера, но он уже скрылся за машинами.

— Обождите на улице, я умоюсь, переоденусь и пройдемся немного, — велел Федя.

И мы с Киркой вышли со двора гаража и стояли у ворот.

— Тебе какие больше нравятся, грузовые или легковушки?

— Мне все машины нравятся, — горячо отозвался Кирка и добавил мечтательно: — Эх, научиться бы ездить.

А потом шли втроем по вечерним улицам — мы по бокам, а Федя в середине. Шли не спеша, как взрослые, и разговаривали. Когда пересекли нашу улицу, где-то сбоку мелькнуло и проплыло удивленное с вытаращенными глазами лицо Вовки Земскова, но я даже не поздоровался с ним, скользнул так взглядом, будто по пустому месту.

Время экзаменов подошло как-то неожиданно, хотя мы с Киркой ждали его, готовились, но все равно первый экзамен — изложение — застал нас как бы врасплох. Потому что несколько дней назад кончились занятия, и за эти дни, наполненные суматошной зубрежкой, подтягиванием хвостов, мы как-то немного ошалели и уже не соображали, что готовимся к экзаменам — подготовка стала самоцелью. К изложению мы не готовились, знали, что напишем и так, а вот на физику, алгебру и особенно геометрию нажимали. А всего нам предстояло сдать одиннадцать экзаменов, но опыт у нас уже был, потому что, начиная с четвертого класса, мы каждый год сдавали по четыре — пять экзаменов.

И вот наступило двадцатое мая, и мы пришли на изложение, сели за парты в чужом классе. Нам выдали листки из тетрадей, помеченные школьным штампом, и прочли текст.

Кирка слушал, низко опустив голову, уставясь глазами в доску парты. Потом взглянул на меня и обмакнул перо в чернильницу. Он уже написал целую строчку, а я все сидел и бездумно смотрел в широкое классное окно на фасад противоположного дома, а потом вдруг спохватился: «Чего это я сижу, как в гостях?» — схватил ручку и принялся писать. И обогнал Кирку. Он еще только проверял свое изложение, а я сидел и ждал, чтобы нам вместе сдать и выйти из класса.

Так прошел первый экзамен, а говорят же: лиха беда — начало. А потом мы втянулись, и даже какой-то спортивный интерес появился. Словом, сдавали мы удачно.

После каждого экзамена мы шли к Феде в гараж, — этот день у нас с Киркой по давней традиции считался днем отдыха. Пожилая вахтерша уже привыкла к нам и пропускала, ничего не спрашивая. Мы заставали Федю обычно в смотровой яме — вообще-то она называлась «смотровая канава», но все шоферы говорили попросту «яма», — он осматривал машины, которые возвращались с линии, а потом помечал на специальных листках, какой им нужно сделать ремонт. Завидев нас, Федя поднимался из ямы, стаскивал с головы красный с пятнами мазута берет и спрашивал: