Я встал со стула и подошел к окну.
С высоты второго этажа Конюшенная площадь казалась необычно просторной. Солнце уже ушло вправо, и лишь косые красные лучи освещали фасад и ворота таксомоторного парка, а выпуклая мостовая из квадратной брусчатки была ровного серого цвета.
Неслышно проносились легковые машины, изредка со скрежетом проезжали трамваи. И ничего не напоминало о том, что час назад черный железный фургон с решетками увез отсюда Вовку Земскова.
Люди шли по своим делам, был обычный летний день, и слева, за каналом Грибоедова, в мелкой свежей листве стоял Михайловский сад — сад нашего детства. Я представил себе, как сейчас там по аллейкам бегают малыши и на скамьях сидят мамы… И вдруг я отчетливо понял, что наше детство кончилось! Что эта дверь с табличкой и есть тот самый поворот, который виделся мне в мечтах. И за этим поворотом начинается наша с Киркой взрослая жизнь.
Я отошел от окна и сел рядом со своим другом. Я хотел рассказать ему о своих мыслях и о том, что видел, как увозили Земскова. Но в это время вышел автоинспектор и назвал наши фамилии.