— Поймаем, — спокойно ответил Кирка, соскочил с парты и взял портфель.
Домой мы возвращались, как всегда, вместе. Кирка, насупившись, помахивал портфелем, а я все не мог забыть ехидный вопрос Земскова: «А как поймать?» Собственно, в этом вопросе не было ничего неожиданного, но я не мог отделаться от какого-то неприятного подозрительного чувства, вызванного Вовкиной интонацией. Я не хотел говорить об этом Кирке. Ведь очень неприятно, когда тебя в чем-то подозревают, а ты не виноват.
Нет, я не мог высказать вслух подозрения насчет Вовки Земскова, хотя мне и не нравилась ехидная интонация его вопроса. Я только озабоченно спросил у Кирки:
— Что будем делать?
Честно говоря, я считал, что Кирка поступил опрометчиво, так уверенно пообещав поймать похитителя бутербродов. Но слово было сказано, и уже требовало поступков.
— Нужно поймать, — коротко ответил Кирка.
— А как поймать? — разозлился я и вдруг услышал в своем вопросе интонацию Вовки Земскова. — Нашелся Шерлок Холмс, — добавил я насмешливо.
Кирка хмуро посмотрел на меня, потом усмехнулся и спросил:
— Помнишь, ты штаны разорвал?
Неделю назад, перед тем как аэростатный расчет снялся с места, со мной приключилась неприятность. Я сорвался с балки в разрушенном доме, куда мы лазали за старыми книгами, разорвал штанину и рассадил ногу. Потом мне пришлось сидеть дома вечер и следующий день, потому что мать, прежде чем зашить, выстирала брюки.
Я не любил вспоминать этот случай и потому обиделся на Кирку за его вопрос.
— При чем здесь штаны? — пробурчал я.
— При том, что, когда ты дома сидел, я к Феде ходил.
— Ну и что?
— Рассказал я ему тогда, что кто-то завтраки ворует, а он посоветовал, как поймать вора.
— Как? Говори! — нетерпеливо крикнул я.
— Надо таблетку чернильную раскрошить и подложить в хлеб. Он слопает, а потом рот в чернилах будет.
— Что ж ты молчал до сих пор? — с обидой сказал я.
— Так, не хотел, — набычившись, ответил Кирка.
— Чего не хотел?
— Ну, я думал, он сам поймет и таскать перестанет.
— Кто поймет?
— Тот, кто завтраки ворует.
Я с удивлением уставился на Кирку и замолчал, даже с шага сбился. Кирка поглядел на меня искоса и сказал неуверенно:
— Вот поймаем его, и все узнают, что это он воровал. Представляешь, что будет? Ему в класс больше не прийти.
— Подумаешь, пожалел кого, — презрительно протянул я.
— А вот представь, что это ты, — сказал Кирка и поглядел на меня усмехаясь.
— Ну, я!
— Да, ты. И все тебя презирают. Что бы ты стал делать?
Я постарался вообразить эту картину — получалось не очень уж весело, и я промолчал, не ответил Кирке.
— Вот такие дела, — сказал он озабоченно.
— Так что же делать будем?
— Не знаю, — сказал Кирка. — Подождем еще немного.
Но ждать мы не стали. На следующий день у Вовки Бурыгина снова пропал хлеб, а злополучный розовый пакет каким-то образом очутился в Киркиной парте. Кирку в классе уважали, и, конечно, никто не подумал, что он таскает завтраки. Но мы поняли: вор бросил нам вызов.
После занятий мы пошли провожать Вовку Бурыгина. Тайный план поимки вора был разработан.
На следующее утро мы, как было условлено, встретились с Бурыгиным, не доходя до школы. Зашли в парадную большого серого дома, и на подоконнике лестничного окна каждый из нас выделил по ломтю хлеба из своего завтрака. Их щедро начинили толчеными чернильными таблетками и аккуратно сложили в Вовкин розовый пакет. К школе подходили поодиночке.
Два первых урока я ерзал от нетерпения и почти не слышал объяснений Владимира Семеновича. На второй перемене Вовка Бурыгин издали незаметно покачал головой, давая понять, что пакет на месте. Валерка Парамонов тоже был посвящен в наш план и в этот день особенно настойчиво требовал, чтобы на переменах все выходили из класса. Мы с Киркой специально уходили подальше, в самый конец школьного коридора, чтобы не насторожить вора.
На третьем уроке Бурыгин, сидевший на первой парте, вытащил свой замызганный платок и шумно высморкался. Это был условный сигнал, что завтрак исчез.
На большой перемене я, Кирка, Бурыгин и Парамонов слонялись по коридору и заговаривали со всеми. Никаких следов чернил ни у кого замечено не было. Прозвенел звонок на урок, и мы с Киркой, обескураженные, потащились в класс. Урок начался, учительница немецкого языка уже вызвала кого-то отвечать, и тут, тихо скрипнув дверью, появился опоздавший Земсков.
Я посмотрел на него и оцепенело замер. Будто издалека донесся удивленный вопрос учительницы: