Вчетвером они за десять минут опустошили чрево машины. Александр Сергеевич спросил:
- А доски, опять же кирпич?
- Рейс до вечера, рейс завтра утром.
- Добре. Зайдете ко мне чайком побаловаться или как?
- Летим. Некогда.
- Тогда вот лесную стражу захватите. У него там дело. А завтра опять же сюда доставите.
Пилот кивнул: можно.
- Я с собакой, - сказал Саша.
- Давай и собаку. Мы даже обезьян возили, не то что собак. Вот только слонов не довелось еще.
Саша побежал к приюту. Сергеич пошел следом.
- Ты рюкзак все-таки возьми, мало ли что, - посоветовал он. - А плащ и мешок оставь, лыжи, само собой. Ну и к моим зайдешь, там передадут чай-сахар.
С Архызом на поводке, с карабином Саша побежал к машине.
4
Вертолет чуть приподнялся, повернулся вокруг своей оси и пошел горизонтально, а горы, сперва белые в крапинках вереска, потом черные с белесыми пятнами, рыжие, наконец, зеленые, погружались все глубже и глубже, словно проваливались. Впереди и сбоку Саша неожиданно увидел Пятиглавую, а когда они полетели над Желтой Поляной, он просто ахнул. Вокруг поселка все цвело.
Из зимы - в лето!
Май владел Поляной. Совсем недалеко голубело море. Зеленая змея извилистой реки бежала через ущелье к этому морю.
Саша вышел из машины, глубоко вздохнул и затаил дыхание. Какой запах!.. Ему, два дня дышавшему свежим, стерильно чистым воздухом заснеженного перевала, воздух Поляны показался густым и ароматным настолько, что захотелось пить его маленькими, расчетливыми глоточками, как пьют хорошее старое вино.
Архыз прижимался к ноге хозяина, смотрел по сторонам недоверчиво и строго. Он еще острее чувствовал чужие запахи: влажный воздух с примесью моря был незнаком ему. Он первый раз в жизни очутился на южном склоне Кавказа.
- Спасибо, - сказал Саша пилоту.
- Завтра в десять, самое позднее в одиннадцать, - напомнил Максимов. Не опоздай.
Саша крепко взял поводок и зашагал к Никитиным.
Домик, где родилась и жила его Таня, был знаком очень хорошо. Когда учился, бывал здесь часто, чуть не каждый день. Но сейчас, спустя год, этот домик с покосившейся верандой и осевшим подвалом показался стареньким и жалким. Так выглядят дома, где нет хозяина, мужских умелых рук. Все валится: подгнивший столбик забора, который некому вовремя сменить, перекосившаяся щеколда еле висит, дыра в крыше над крыльцом, необрезанные, загущенные деревья в саду и перед домом.
Саша постучал. Никто не ответил. Тогда он вошел через калитку в сад и тут увидел Таниного отца Василия Павловича. Он с трудом тесал дубовый столб. Землистого цвета лицо, грустные глаза и нетвердые, даже робкие движения.
Никитин поднял глаза и удивился.
- Молчанов? Какими судьбами, Александр? - Старый егерь заулыбался. - А я уж и глазам своим не верю - ты ли это? И с карабином? Лесник, значит?
- Точно. На обходе отца.
- Мне Татьяна говорила, а я как-то все не верил, опасался, разрешит ли Елена Кузьминична. Как она?
- Ничего. Здорова. Как вы?
- А, что обо мне говорить! Вот один кол с утра не обтешу. Ворота валятся, а у меня... Задыхаюсь.
- Зачем же вы? - Саша скинул рюкзак, ружье, привязал собаку в уголке двора.
В уголке, потому что посреди двора стояла конура и около нее сидела собака, удивительно спокойная, холеная колли с умными глазами и длинной шерстью. Она смотрела на Архыза со сдержанным любопытством.
- Откуда у вас эта красавица? - спросил Саша.
- Подарок Татьяне. Кличка ее Леди. А твой, должно быть, Самуров сын? Сразу видна волчья кровь.
- Мы с ним к Александру Сергеевичу на перевал забрели. Я ведь оттуда только что вертолетом. Привет вам большой. А где Таня? - спросил он наконец.
- На турбазе с утра. Ты чего за топор взялся? Отдохни, не торопись.
- Я живо, - сказал Саша и поплевал на ладони.
В общем, они за час или полтора сменили столб. Архыз, переволновавшийся в машине, успел хорошо вздремнуть. Потом Саша обрезал сушняк на алыче, до которой руки у хозяина не доходили, и только тогда пошли в дом обедать, потому что вернулась с рынка хозяйка, обрадовалась гостю и позвала к столу.
Вот тогда в открытое окно Саша и увидел Таню.
Она стояла возле дома, тоненькая, в брючках, в спортивном свитере, с открытой головой и прежним своим милым движением ладони поправляла светлые волосы. А рядом с ней переминался с ноги на ногу, без конца говорил и смеялся ладный, крепенький парень в синем, очень ярком лыжном костюме, тяжелых ботинках и шапочке. Он все время старался смешить Таню, и она смеялась вовсю, не особенно поспешая в дом.
У Саши упало сердце. Он потускнел и отодвинулся от окна.
- Домой, домой! - Танина мама отдернула занавеску. - Слышишь, у нас гость, иди, пожалуйста.
- Сейчас, мама, - сказала Таня, но не тронулась с места.
- Тут Саша тебя ждет, - безжалостно напомнила мать.
- Что? - Таня мгновенно покраснела. - Ой, извини меня...
Она грохнула дверью, смущенная, красная, предстала перед Сашей и сразу поняла, как больно сделала ему. С девчоночьим, легко различимым притворством, как будто ничего и не случилось, схватила Сашу за руку, потрясла, засмеялась, повернула его, неуклюжего, скованного, сказала: "Ой, какой ты стал!" Потом засыпала вопросами, не давая ему отвечать, потащила смотреть Архыза, снова смеялась - и все для того, чтобы забыл он (или простил?) сцену, свидетелем которой только что оказался.
Саша грустно улыбался. Весна, цветы, солнце, щемящее ожидание счастья и вот...
Обедал он через силу. И взрослые сидели с осуждающими лицами. А Таня трещала без умолку.
Он скупо рассказывал, отвечал Василию Павловичу о матери, своей работе, Архызе, о заповеднике и почти не глядел на Таню - боялся обаяния ее лица, взгляда.
- Покорми Архыза, - сказал хозяин жене, но Таня схватилась и побежала на кухню, потом вернулась и, так как Саша все сидел, капризно сказала:
- Ну что же ты? Идем!
Через силу он встал, пошел. Подержал Архыза, пока она гладила его, говорила какие-то ласковые слова, поставила миску. Архыз присмирел, настроение хозяина передалось ему.
- Ну, скажи, пусть ест, - потребовала Таня.
- Ешь, Архыз, - послушно сказал Саша.