Все встали, пошли навстречу.
- Это же форменное убивство - на такой косогор забираться, - сказал вместо приветствия Александр Сергеевич. - А вы, хлопцы, нет чтобы пособить старику, лошадку, само собой, подать на ту сторону, расселись и сидите, как петухи на насесте... Ну, здорово, что ли, охотнички! И ты, Саша, в их компанию затесался?
Он сунул всем по очереди руку, похлопал Сашу по спине и, нарочно охнув, сел на лавку. Перед ним тотчас появился горячий чай, мясо, хлеб.
- Да я ж сытый. Во-он за тем бугорчиком поспал и, само собой, позавтракал.
Но за чай все же взялся. Чай - он не вредный.
Выпил кружку, послушал рассказы ловцов, огляделся.
- А кобель твой где? - спросил у Саши с плохо скрытым беспокойством.
- Он у него пятнадцать суток схлопотал, - засмеялись хлопцы. - За самоволку, значит.
- Вы не знаете, что дома у нас?
Саша спросил на всякий случай. Где Сергеичу знать, он же на Эштене.
- Дома-то? Дак все в порядке. Когда я туда спустился, дай бог память? Третьего дня. Ну, само собой, Елене Кузьминичне визит нанес, чаи погоняли, а потом дождался милиции и опять же наверх подался.
- Милиции? - повторил Саша.
Мог ли смотритель приюта оставаться безучастным после того, как словил Хобика? Рана у оленя свежая, пулевая. Стрелян близко, где-нибудь на Скалистом. Уж если сюда браконьер забрался, то, видно, отчаянная головушка. Такой и в балаганы явится. А там туристы вот-вот придут. Черный человек вокруг бродит. Сегодня ему олень попался, завтра - кто другой на мушке окажется.
Александр Сергеевич добрался до кордона, и менее чем через полчаса уголовному розыску стало ясно, что смотритель напал на след преступника, которого ищут вот уже несколько недель.
Александра Сергеевича попросили обождать в поселке, пока приедет наряд милиции. Вот тогда он и зашел к Молчановым на чаек, то есть до приезда Тани с приятелем и до бегства Архыза.
Вскоре понаехали из города вооруженные люди. Снова выспросили насчет оленя и, как сказал Сергеич, "шибко посумневались, как это я голой рукой оленя добыл". Доказал он, в общем, - ведь зоолог тоже кое-что знал про меченого Хобика и подтвердил: да, бегает такой в горах, Молчанов даже кормил его с рук. И про пещеру рассказал, где находится; по-видимому, большая пещера со многими входами-выходами, раз олени пользуются ею.
- Ну и все. - Александр Сергеевич стал сворачивать самокрутку. - Только вот насчет приказа я под конец оставил, потому как, скажи вам об этом сначала, вы заторопитесь и слушать старика всякая охота пропадет.
Сергеич снял шапку, вынул из подкладки конверт и передал старшому. Тот прочел про себя, отдал Саше. От Саши - к остальным двум.
- Понятно, - сказал старшой. - Значит, так: сейчас собираемся, на вечерней заре сходим к ловушке, если что будет - возьмем, закроем ее от греха, а завтра чем свет в путь-дорогу.
- А если я вперед пойду, с собакой? - спросил Саша.
- Не велено, - быстро сказал смотритель приюта. - Не велено тебя одного пущать - и точка.
Больше не заводили о том разговора. Любому человеку встреча с беглым преступником удовольствия не принесет, а уж Молчанову такая встреча просто ни к чему.
Саша спросил:
- Где та пещера, в которой Хобик?
- Да рядом же... Никто не знал. Если взять левей от тропы на юг, там стенка, ну, она, само собой, дальше поспокойней делается, версты не будет, тут и смотри плоский камень, а над ним кусты.
- Хобик ночевал в пещере?
- Убей меня, Александр, но они пришли с другого конца! Я бы след увидел. А то - чисто. И вдруг из темноты прямо на меня. Видать, скрывались от охотника, залезли в лаз. А вышли с другого конца. Ты уж займись, походи в том лабиринте.
Он посмотрел на часы и стал собираться.
- Кто знает, цела ли тропа на Прохладный? - спросил всех сразу, упреждая лишние расспросы.
Выяснилось, что осенью еще была, даже мостики сохранились, но посоветовали осторожней с мостиками, давно их никто не поправлял.
- Вы там долго пробудете? - Саше очень не хотелось расставаться с Сергеичем.
- Как начальство мое прикажет. Если нового человека пришлют, само собой, сразу вернусь на Эштенский приют. Ты заглядывай, Саша. И того... веселей смотри.
Сергеич засунул топор за пояс, набросил рюкзак, всем руку подал, Архызу ласковое слово сказал и пошел от балагана на пригорок, потом вниз, к урочищу Джемарука, и скрылся там в зазеленевшем березняке.
У ловцов начались сборы.
Шесть клеток с турами разделили попарно, примерили к вьюкам. Уложили вещички. Вышло не только на всех лошадей, но и каждому добрый тючок.
На вечерней заре туры не показывались. Хлопцы не грустили, напротив, облегченно вздохнули. Ладно, и шести довольно.
Ловцы поднялись еще по серому рассвету, чуть только звезды на востоке затухать начали. Привели коней, стали ладить вьюки. Наскоро поели, закрыли балаган и потянулись по тропе. Архыз шел на поводке. Ни побегать, ни поискать своих.
И никто из лесников даже думать не мог, что все они под контролем, что один человек внимательно следит за группой ловцов.
Он устроился еще с вечера на скалистой высотке километрах в двух от балагана и все видел: как ушел Александр Сергеевич, как ходили к ловушке и как, наконец, покинули обжитое место. Довольная улыбка появилась на исхудавшем лице Козинского.
Когда лесники и лошади скрылись за травяными холмами Абаго, он направился к балагану, полежал немного на покинутых нарах, приготовил дров, а потом налегке пошел к ловушке. Настроил ее и вернулся.
Теперь сюда люди не скоро заявятся. Стрелять он не будет. Ловушка доставит ему пищу. Все отлично.
Глава десятая
ДОЛИНА РЕЧНОГО КРЕСТА
1
Из куцего подростка к началу лета Лобик превратился в порядочного медведя. Но выглядел несколько худоватым. Это и понятно: какая такая пища зимой и весной. Ни ягод, ни орехов, так, корешки, личинки, трава да изредка мелкая пожива вроде браконьерского рюкзака или хлебных сухарей. Бока у него запали. Охотиться за более слабыми животными он не умел и не мог. В этом было повинно его воспитание.
Примерно к тому же времени окончательно определились границы его владений. Лобик не раз обходил склоны гор между двумя речками и нигде не встретил следов другого медведя. А чтобы ни у кого не оставалось сомнения, чьи здесь угодья, он много раз, испытывая при этом скорее потребность почесать живот, чем сделать отметину, все же вытягивался во весь рост около какого-нибудь заметного граба или бука, даже на цыпочки становился, и, пока чесал брюхо, цепкими когтями своими делал глубокие царапины на коре - по четыре, пять шрамов с каждой стороны дерева. Они приходились на уровне среднего человеческого роста. Отходя в сторону, Лобик не без уважения к себе оглядывал эти царапины.