Архыз запрыгнул на плоский камень. Саша осторожно поставил фонарь и забрался следом за ним. Из пещеры тянуло унылым запахом остывшего очага. Он зашел за остатки костра, достал спички, проверил, хорошо ли загораются смолянки*, которые всегда носил в мешочке вместе со спичками, и зажег фонарь.
______________
* Смолянки - высушенные корни сосны.
Коридор шел на подъем, камни под ногами были гладкими, отполированными. Во время дождей сюда сбрасывалась вода из вертикального хода, она и сгладила камни. Дальше под ногами захрустел грубый песок - тоже след воды.
Начались повороты, углубления, в стенах то и дело возникали черные трещины, уходящие в неизвестность.
Саша испугался тьмы, жуткой тишины лабиринта, нависших камней. Хватит на первый раз. Подтянув овчара, он полез через каменные завалы к далекому, слабому свету. Оскользаясь на мокрых камнях, между которыми капала, дзенькала, журчала невидимая вода, он пробирался следом за овчаром. Ужасно неудобный ход, и все наверх, временами очень круто.
Свет приближался; под ногами сделалось грязно, на камнях появилась глина, слизь, потом мох и зеленые водоросли, как на дне пруда; свет фонаря стал незаметным, и наконец Саша увидел прямо над собой кусок неба с белым облаком посредине в окантовке рваного чрева пещеры. Еще усилие, другое, и он, отжав собаку назад, высунул голову наружу.
Ярко, до боли в глазах, светилось рассеянное небо. С одной стороны некруто подымалась возвышенность, на ней редкий березняк и пихтарник, поляна, покрытая зеленым вейником. С другой - черная стена, до нее всего метров пять - семь, а еще в две стороны как будто пустота, обрывы за приподнятым краем. На расстоянии вытянутой руки среди глыб сланца и красноватого мрамора журчал прозрачный ручей, струйки его попадали в тот колодезь, из которого выглядывал перепачканный Саша. Дыра находилась едва ли не посредине русла ручья. Это он сейчас незаметный. А когда дождь? Тут, наверное, такой водоворот, что все гудит и воет, вода всасывается вглубь с бешеной скоростью.
Вторая неожиданность подстерегала его на лугу: в сотне метров от них под березами лежала шестерка оленей. Они спокойно дремали, свесив уши.
Сзади завозился овчар, он рвался наружу. Саша пригнулся к нему, успокоил. Задул фонарь, снял с головы шапку и осторожно высунулся уже с биноклем.
Линзы приблизили оленей. Ровесники Хобика, молодняк с двумя ланками. Ему удалось хорошо разглядеть их, потому что два оленя поднялись и стали лениво играть.
Серо-коричневая шерсть их лоснилась, лежала ровно. Рога у них поднялись сантиметров на тридцать, но оставались пока еще в буром футляре и с тупыми шишковатыми концами. Влажные черные носы резко выделялись на светло-коричневых мордочках.
Красивы, благородны и молоды. Более прекрасных животных Саша еще не видел. Он вспомнил, как покойный отец говорил ему об оленях: "Сколько же зла принесли люди несчетным поколениям этих красивейших в мире животных, если боязнь человека стала уже выверенным, запечатленным инстинктом..."
Архыз настойчиво просился из ямы. Ему надоело. Не дождавшись разрешения, он прошмыгнул под рукой Саши и показался наверху. В тот же миг олени исчезли.
- Эх ты, хищник, - сказал Саша беззлобно. - Вот и спугнул. Пойдем глянем, куда они ушли.
Они медленно направились к тому месту, где крутая стена сливалась с пологим склоном.
Молчанов только сейчас заметил особенность этой загадочной ложбины. У нее не было выхода. Замкнутая впадина. Ручей рождался тут же, на склоне, а через семьсот метров пропадал.
Но эти наблюдения вскоре были вытеснены другой заботой: как отсюда выбраться? Впрочем, за оленями, как же еще!
Следя за ними, Саша вышел на верхнюю точку склона и остановился, присвистнув от удивления. Склон обрывался почти отвесной стеной, метрах в сорока ниже стоял пихтовый и березовый лес, а там, где противоположная отвесная сторона впадины сходилась с пологой, - там зияло еще более черное и глубокое ущелье.
А олени?
У них тут была своя тропка - узкий карниз сантиметров в тридцать над головокружительной бездной. Да если бы сплошная тропка! А то ведь она в двух местах прерывалась. Саша успел увидеть, как олени легко и бесстрашно перепрыгнули трехметровый провал, скакнули еще, еще и очутились на более спокойном откосе в тени густого леса. Ему тут не пройти.
Экая незадача! И времени уже много. Всего-то отсюда до эштенского балагана от силы два-три километра. Но это по прямой. Неужели опять придется лезть в черную дыру подземною хода?
Он покачал фонарем. Керосина на донышке. Пещера отпадает.
Обследовав стенку на другой стороне ручья, Саша решил выбираться наверх.
Он начал было карабкаться в одном месте, но вернулся. Неудобно. Подумал. Написал записку: "Нахожусь от приюта на северо-восток километра три, во впадине с отвесными стенами. Если через два часа не приду, выручайте. Нужна веревка. Архыз вас приведет". Привязал записку к ошейнику, сказал "иди", и овчар помчался на оленью тропу. Он-то пройдет! А сам стал взбираться в другом месте.
Если бы он видел, кто ждет его наверху...
2
Козинский бродил по этому району в надежде отыскать пещеру, где уже побывал однажды. Удобное и безопасное для него логово. Но он сбился, запутался среди звериных троп.
Оставшиеся мясо и соль Козинский увязывал вместе со спальным мешком, а скатку эту и котелок забрасывал себе за спину. Неудобная ноша. Будь проклят воришка-медведь, утянувший привычный рюкзак!
Достаточно поплутав по лесам и распадкам на подступах к Эштенскому нагорью, беглец рискнул подняться выше, чтобы с высоты оглядеться и вспомнить, где пещера. Он ступил на каменистое плато, покрытое мхом, редким щетинником и кустами вереска. Прошел к высшей точке на местности и... очутился перед обрывом.
Это был тот самый обрыв, у подножия которого буквально из-под земли незадолго до этого вылез удивленный лесник Молчанов.
Его появление Козинский проморгал. И только когда Архыз, а за ним и Саша стали подниматься к оленям, они очутились в поле зрения беглеца. Он быстро лег на землю. И здесь люди!
В следующее мгновение он узнал Молчанова. Теперь Козинский неотступно следил за Сашей. Проводил до оленьей тропы, понял, что лесник не рискнул спуститься за оленями, наконец догадался, что Молчанов в ловушке. Он так и не мог понять толком, как лесник очутился в коварной впадине и зачем таскает в руках неудобный фонарь? Стрелять в него? Мог, конечно, спокойно уложить мальчишку, было за что, но тратить патрон, привлекать внимание... Когда же Саша отослал Архыза и стал одолевать стену, Козинский понял, что недруг его сам идет в руки.