Перегнувшись у края стены, браконьер с любопытством наблюдал за действиями Саши.
Скатку и винтовку Козинский оставил в кустах, перебрался метров на двадцать в сторону и оказался точно над Сашей. Огляделся, выбрал камень побольше. Не надо никаких выстрелов. Опустит сверху камень - и все. Отыщут голубчика не скоро. Да что скажут, когда отыщут? Несчастный случай...
Саша взбирался очень медленно и осторожно. Карабин висел у него за спиной, фонарь - на боку.
Стена не везде подымалась отвесно. Сланцевые и известняковые столбы, разрушенные временем, осыпались, кое-где стояли уступами. Встречались выемки, полочки, карнизы. На них росли кусты вереска, калины и самшита. Иногда нависала какая-нибудь плита, и Саша с опаской косился на нее, а одолев, легким толчком сваливал непрочную преграду вниз. Самый верх стены зарос березняком и жестколистным падубом. Его прочные ветки свисали вниз. Браконьер сидел в этих кустах, и, когда Саша запрокидывал голову, чтобы посмотреть, много ли ему осталось еще, он подавался назад. Пусть залезет повыше, падать красивей...
Вниз Саша старался не смотреть. Хоть и не очень высоко, а все же неприятно. Пустота.
Подъем не получился строго вертикальным. Иногда Саше приходилось идти по карнизу пять - семь метров в сторону, где открывалась более удобная лестница. Тогда менял место и Козинский. Саша поднимался все выше. Вот между ним и верхом стены осталось шесть, пять, наконец, четыре метра...
Еще остановка и короткий отдых. Внимательно осмотрев стену, Саша увидел в двух шагах левей метровой ширины полочку, а над ней нависшую глыбу. Когда-то отсюда вывалился камень и сделалась ниша. Отдохнуть в ней, посидеть? Нет уж, надо вылезать, наверху спокойней. Он распластался по стене, запрокинул голову и... застыл в этой неудобной позе.
Прямо над ним, широко расставив ноги в потрепанных кирзовых сапогах, стоял Владимир Семенович Козинский. На носках сапог блестели отполированные железные набойки. Саша отлично разглядел по три шурупа на каждой набойке. Шляпки у них стерлись. Всего-то метра полтора от его широко расставленных напряженных рук.
Молчание. Саша не отводил глаз от спокойного, даже холодного лица браконьера, а сам с горечью думал, что снять карабин ему не удастся. Не успеет. Для этого надо хоть немного отвалиться от стены назад, вскинуть руку. Как тогда удержишься?
Козинский усмехнулся. Носок левого сапога ритмично подымался и опускался, словно отсчитывал время, которое осталось жить Молчанову. Раз, два, три, четыре... Наверное, он все-таки увидел в глазах юноши испуг, это развеселило его. Козинский наслаждался своим положением вершителя судьбы.
- Дайте руку, - хрипло сказал Саша, как сказал бы любому человеку, обязанному помочь другому в беде.
- А может, лестницу? Или веревку?
Голос не сулил ничего хорошего. Саша понял это и еще раз коротко глянул влево, где каменная ниша. Единственное спасение... Он снова задрал голову, а сам переставил ногу левей и осторожно передвинулся.
- Стоять на месте! - Козинский угрожающе поднял камень. - Бросай карабин!
- Я не могу, - сказал Саша. - Руки заняты.
- Ах, не можешь! Ну ладно, полетишь вместе с карабином. Так сказать, при исполнении служебных обязанностей. Но прежде поговорим минуту-другую. Надеюсь, ты понимаешь, что заслужил?
Саша молчал. Он прикидывал, успеет ли увернуться от камня. Или сорвется? Если бы преступник хоть на секунду отвлекся, обернулся, что ли...
- Так вот, Молчанов, по твоему доносу я получил пять лет. Ты мне сломал жизнь. И моему сыну тоже. За тройку поганых оленей. За сотню рублей. Теперь за мной охотятся, как за диким зверем, я не могу появиться в своем доме, не могу увидеть семью. А все из-за тебя. Ты просишь подать руку? Да я потом прокляну себя, если это сделаю! Я поступлю иначе. Ты понимаешь? Вспомни последний раз свою мамашу, погляди на небо и...
Саша молчал. Лицо его побелело, глаза гипнотизировали человека наверху. Снизу Козинский казался непомерно высоким и каким-то странно вытянутым. Большие ноги, а над уменьшающимся туловищем маленькая голова. Динозавр, вставший на дыбы.
Вдруг беглец сказал:
- Если я тебя вытащу, даешь слово написать прокурору, что оболгал меня перед судом и все такое? Говори. Быстро говори, мне надоело!
Не сводя с Козинского глаз, Саша облизал пересохшие губы. Он слышал, как гулко билось его сердце. Всей грудью прижался он к стене, хотел войти в нее.
Он сказал:
- Если я подымусь, то первое, что сделаю, это отправлю тебя под конвоем.
Лицо браконьера потемнело. Он поднял камень на уровень груди. Сейчас...
Саша не слышал никаких звуков. Но именно в эту секунду сзади Козинского, там, где у него остался сверток и винтовка, довольно ясно раздался звон котелка, покатившегося по камням. Звук этот был настолько отчетлив, неожидан и страшен для Козинского, что он невольно оглянулся. Лишь на половину секунды.
Но и этого было достаточно. Саша метнулся влево, посыпалась щебенка, он чуть было не потерял равновесие. Камень, с силой брошенный Козинским, ударил уже по пустому месту. Молчанов съежился в нише, надежно укрытый известняковым навесом.
С минуту все было тихо. Саша клацнул затвором и, выставив карабин, спустил курок. Выстрел вспорол тишину, сверху упала срезанная пулей веточка. "Теперь кто кого", - со злостью подумал он и прислушался.
Тишина.
3
Медведь довольно скоро отыскал след человека и пошел по этому следу, подзадоривая себя воспоминаниями о вкусных вещах, которыми можно попользоваться.
Лобик проявлял максимум осторожности. Человек имел ружье, запах его слышался не менее явственно, чем запах слегка уже подпорченного мяса. На покинутых стоянках медведь тщательно исследовал место, где стояло ружье и лежал сверток с мясом. Дистанцию он соблюдал вполне достаточную, а когда ветер приходился от него, забегал вперед, чтобы не терять из виду человека, который в свою очередь мог сделать засаду, если бы только догадался, что его преследуют.