БУЭНОС-АЙРЕС В ВОСКРЕСЕНЬЕ
В Аргентине более шестидесяти радиостанций. В одной лишь столице их семнадцать. При этом статистика утверждает, что уже полтора миллиона аргентинцев имеют свои собственные радиоприемники.
Но тут возникает вопрос: популярно ли радио в Аргентине потому, что вечно передает танго, или же именно танго обязано своей популярностью радио? Этот вопрос неизбежно задаешь себе, как только прогуляешься по шкале любого радиоприемника на Ла-Плате. Танго аргентино раздается отовсюду, с волны любой длины. Танго печальные, трогательные, под аккомпанемент гитар. Танго, которые на все лады плачут о любви исстрадавшейся души криожьё. Танго, которое не может обойтись без слова «corazon» — «сердце». Танго будит по утрам вместо утренней гимнастики; танго рыдает вслед аргентинцу, когда, отправляясь на работу, он запирает за собою дверь, танго направляет его руку, когда он наливает кипяток в матэ. Вездесущее танго.
Через несколько дней после нашего приезда в Аргентину вышло правительственное распоряжение, по которому владельцы радиостанций должны были уделять танго больше времени в передачах. Потому, мол, что его забивают и жестоко конкурируют с ним американские шлагры, бразильские самбы, уругвайские милонги…
«Лучше улучшает Улучшитель!»При большом терпении все же удается уловить в потоке душещипательных танго отрывок классической музыки. Диктор объявит название радиостанции, длину ее волны и доверительно приторным голосом сообщит, что будет передаваться Шестая пасторальная симфония Бетховена. Вслушиваешься в первые ее звуки и забываешь назойливые танго. Однако спустя несколько минут оркестр нью-йоркской оперы внезапно исчезает в эфире, а диктор окатывает слушателей холодным душем: «Organice la acción de sus intestinos!» — «Приведите в порядок свой кишечник» Покупайте «Туил» — испытанное слабительное!»
Это потрясло нас, и мы хотели проверить у знакомых, не обманул ли нас слух. Они с улыбкой подтвердили, что нет. А с пластинки уже снова льется музыка Бетховена. Через пять минут диктор наносит очередной удар: «Hola, que tal, amigo de Mejoral?» — слышится снова медовый голос. «Как дела, друг Мехораля?» Раздается нежный аккорд лиры, и вслед за ним следует нокаут: «Мехор — мехора — Мехораль!»
За эти три слова фабриканты обезболивающего средства ежегодно платят сотни тысяч песо десяткам радиокомпаний. Эти слова ярко горят на углах улиц, на вокзальных платформах, в прокуренных ресторанных залах, им отводятся целые страницы в иллюстрированных журналах. Автор этой рекламы, которая по-испански есть не что иное, как игра слов, вместе с фабрикантами аргентинского аспирина разнес славу мехораля до самых глухих ранчо. «Лучше улучшает Улучшитель», — приблизительно так можно, перевести преглупейшие, наивные слова рекламы, впившейся в аргентинских радиослушателей, как упырь.
В соседнем Уругвае с мехоралем шагнули дальше и пустили по всему свету песенку, в припеве которой есть такие слова: «Esté bien, esté mal, tome siempre Mejoral!» — «Плохо тебе или хорошо, регулярно принимай мехораль!»
В конце концов правительство вынуждено было — удивляйся, мир! — песенку запретить, потому что неумеренное употребление средства от головной боли привело к ряду серьезных заболеваний. Где-то на границе с Бразилией живет пеон. Он не умеет ни читать, ни писать, и единственным средством связи с внешним миром ему служит старый приемник. И вот этот пеон, сто раз подряд прослушавший рекламу, при ближайшей поездке в город накупает мехораля про запас. Бывали случаи, когда люди ели мехораль вместо конфет только потому, что его рекомендовали по радио: «Плохо тебе или хорошо, принимай мехораль!»
И пеон принимал «улучшитель» до тех пор, пока его не увозили в больницу.
Приемы, с помощью которых фабриканты самых различных товаров пытаются контрабандой протаскивать рекламу в уши радиослушателей, достигают изощренности, для нас труднопостижимой. Включаете радио, чтобы послушать известия. Они начинаются выкриком продавца газет с угла самой оживленной авениды, а затем на слушателя обрушивается лавина монотонных сообщений по стране и из-за границы. Это необходимое зло, за которое фабриканты пудры, корсетов, мехораля или искусственных цветов не платят ни сентаво.
Поток кое-как читаемых сообщений вдруг ослабевает, и тот же голос в микрофоне наполняется неслыханной нежностью, с которой как-то странно контрастируют слова: «Внимание, внимание, последнее сообщение, внимание…»
В голосе диктора звучит нега неотразимого Дон Жуана, приглашающего даму на танец, и, наконец, он окатывает радиослушателей теплой волной соблазна: «Ты подыскиваешь обстановку для нового семейного гнездышка, друг? Так зайди же прямо на авениду Ал ем, номер такой-то. В десять часов начинается аукцион, на котором ты можешь купить для своей милой все, о чем она мечтает. Не забудь, дружок, начало в десять часов…»