Ведь будь это только «отиай», и я бы никогда не додумалась связать его с рыбьей тушей. Так что, отбросив смыслообразующее НАКА, сидит себе СИМО с удивленным видом — «А что, разве во всем этом еще остался какой-то смысл?!» — и продолжает пожирать рыбу. Рыбу, в которой уж точно не осталось и тени смысла, да и ее самой тоже вот-вот не останется. Мало того что слово это, «Симоотиай», — само по себе мутное и мрачное, как сущий ад, так к нему еще приделаны «там» и «за». И всю эту муть, весь этот сумрачный мир, они переносят «туда» и «после», в другое измерение, не добравшись до которого, умирают сами.
Если выглянуть из окна вагона на подъезде к Симоотиай, увидишь белые домики за забором. За белыми домиками — широкая дорога. Дорога эта, я знаю, ведет в Такаданобаба, в самый центр. Но к этому моменту уже все было ясно. Домики на подъезде к Симоотиай, а также дорога, ведущая к Такаданобаба, — это другой мир, отличный от того, который существует там, за Симоотиай.
Я должна была сойти на Такаданобаба. Но что-то словно притягивало меня и, не устояв, я сошла на Симоотиай, которую вообще-то должна была проехать… Выбрав один из нескольких выходов, я вышла со станции.
Я очутилась на маленьком пятачке земли, зажатом между рекой и железнодорожными путями. Уже стемнело. По ту сторону путей стояло ступенчатое, как террасы для выращивания риса, бетонное строение, освещенное флуоресцентными лампами. Я подумала, что здание похоже на постепенно разваливающуюся сахарную голову. Река текла справа, через нее был перекинут зеленого цвета мост. Под ним, далеко внизу, маслянисто поблескивала вода. За мостом стоял грязновато-белый дом. На нем — вывеска «Отель для туристов». Я пошла в ту сторону. Очертания станции на фоне ночного неба, как изогнутая проволока, внушали мне беспокойство. Я хотела уйти от нее, хотела найти дорогу, которая приведет меня в Такаданобаба. Но вдруг — бац! — мне показалось, будто пространство вокруг меня треснуло, разбилось на мелкие осколки. Я обернулась. Исчезло все, включая станцию. Ничего не было. Вернее, это было то, что находится там, за Симоотиай. Вот так я и оказалась там, за Симоотиай. И теперь я больше никогда в жизни не смогу сойти с электрички ни на Такаданобаба, ни на Симоотиай. Боль, порожденная грустью, пронзила мое тело. Со всех ног я кинулась в ту сторону, откуда плыл чересчур густой для Токио запах земли. Я бежала и бежала, постепенно переставая чувствовать свои ноги.
…Тело мое катится неизвестно куда. Я здесь. Я там, за Симоотиай. Мерзкая, мягкая дорога. Вот показалась стеклянная церковь, которую я не раз видела раньше из окна вагона. Я посмотрела вниз, на ту часть, которую мне никогда не было видно из окна. От стеклянной поясницы здания отходили сотни распухших от воды, как плюшевый осьминог, щупалец. Церковь потихоньку рушилась, оседала. У самой церкви бегущая передо мной зыбкая серая дорога расширилась. Я подняла руку вверх и резко опустила, еще и еще, как будто ударила несколько раз кинжалом. Дорога треснула надвое, как трескается едва подсохшая, еще свежая внутри рана, и превратилась в развилку и перекресток. Пошел дождь. Теперь я ковыляла под дождем. Плелась мимо бесконечных рядов деревянных жилых построек, которые уходили все дальше и дальше от реки. У одной из них не было передней стены. Внутри располагался маленький магазинчик, что-то вроде сувенирной лавки. Незаметно для себя, я оказалась в этой лавке. На крепко сбитом дощатом полу громоздились деревянные ящики. Там, где они стояли, из-под пола доносился глухой стук. Поверх ящиков через равные промежутки лежали упаковки с безопасными бритвами. Других товаров здесь не было. Я встала между двумя ящиками, и вдруг звук выплеснулся из-под пола на поверхность. Это раки, полчища раков прорыли под лавкой подземный ход.
Между этих двумя ящиками стоял торговый автомат — один из тех, которые обычно продают игрушки для детей. Сквозь прозрачные стенки были видны лежащие внутри пластиковые шарики-капсулы. Автомат был устроен так, что если кинуть монетку и повернуть ручку, то он выдаст тебе капсулу. Я подумала, что автомат — это курица-людоед, а капсулы — это яйца, которые она несет. Я вгляделась в прозрачные шарики, которыми был набит автомат. В каждом из них лежала упаковка мизинчиковых батареек и мертвая муха.