2
Отец приучил Демьяна – хочешь, чтобы люди тебя уважали и на смерть за тобой шли, не прячься за чужими спинами. И юный боярин батюшкин урок усвоил. Вот и сейчас, грудью раздвигая вьюгу, Олексич ехал взглянуть своими глазами на возможную угрозу.
– Где? – коротко спросил он.
– Вон там, на холме, – указал Вьюн.
Сквозь сгущающийся мрак белело подножие кургана, его вершину уже скрывала темнота. Разведчики решили подъехать с подветренной стороны, если у невидимого отряда есть собаки, то они не должны почуять чужой запах. По левую руку вдруг открылся густой лес, уходящий черной широкой полосой в расщелину оврага. Вот он и ночлег! Но без разведки соваться сюда нельзя, можно оказаться в западне.
– Слушай, Осип, а был ли там дозорный? Может тебе почудилось, вон Проньке везде то оборотни, то упыри мерещатся.
– Точно был, – Вьюн порывисто перекрестился, подтверждая свою правоту, – стоял как вкопанный. Ветрище какой, а он и не шелохнется.
– Спешимся да ползком подкрадемся.
Демьян спрыгнул с коня.
– Ждать, – приказал он Ветерку, и мохнатый послушно мотнул головой. Держась друг от друга в двух шагах, боярин и вой начали карабкаться наверх, по-змеиному прижимаясь к заснеженной земле. Демьян зажал в десной21 руке острый охотничий нож, им удобней, чем мечом наносить резкий и точный удар. Все было готово, если понадобится, к броску.
И вот она появилась… черная тень на самой вершине. Высокий, плотно сшитый человек стоял неподвижно, бросая вызов разгулявшейся метели. Демьян невольно залюбовался богатырской силой. Смог бы он сам вот так прямо стоять, не сгибаясь под порывами могучего ветра?
Кто же этот дозорный, и что делает посреди степи? Где его спутники? Сколько они с Вьюном не крутили головами, сколько не прислушивались, уловить присутствие других людей им не удалось. Демьян ползком продвинулся еще на сажень, и вдруг, выпрямившись во весь рост, громко захохотал. Осип с немым удивлением уставился на боярина.
– Оська, это ж баба половецкая22!
Вьюн вгляделся в очертания фигуры и тоже рассмеялся.
– А я-то все гадал, как можно так долго не шелохнувшись стоять! – радостно заметил он.
Каменные истуканы с детства были знакомы каждому курянину, ими было усеяно все степное и лесостепное пространство. Для половцев бабы служили предметом поклонения, для христиан – дорожными ориентирами. Православные не трогали чужих кумиров, брезгливо объезжая их стороной. Демьян знал всех курских баб, и часто, сбившись с пути, с их помощью находил нужное направление. Половецкие идолы всегда смотрели на восток, обращая плоские, обветренные лица к нарождающемуся солнышку.
Вплотную подойдя к каменному изваянию, Олексич в уже довольно густой темноте с трудом смог определить, где у бабы лицо.
– Вон он восход, – показал Демьян. – Эх, чуть промахнулись, завтра придется слегка на полуночь23 завернуть.
Когда они добрались до своих, метель стала стихать. Вьюн взахлеб стал рассказывать, как они чуть не завалили идолище:
– Вот бы кинулись его под ноги подбивать, так без боков бы остались!
– Эх, ты, дозорный, живого от каменного не можешь отличить, – под общий хохот пожурил воя Первуша.
– Так не видно ж ничего, – развел руками Осип.
– Это ему духи поганых взгляд отвели, – заметил Проня. – Надо было молитву Николаю Угоднику прочесть, он в дороге бережет, так пелена бы сразу спала. А еще разрыв-трава помогает, ее упыри боятся, кинул перед собой, да вперед иди, а еще чертополох, это первое дело…
– Опять ты за свое, – сердито одернул его десятник, – Святого с ворожбой в кучу мешаешь. Вот я тебе, – и он показал Проньке кулак.
– А что я, я ж так…
Проню любили слушать вечерами у костерка, его байки всегда были самые страшные, но сегодня все так устали, что было не до побасенок. Дойдя до примеченного леска, путники быстро организовали ночлег, пожевали скудные запасы, и повалились спать. И только Демьян опять долго ворочался, подкладывая под голову то одну, то другую руку, даже усталость не могла усыпить его растревоженную душу.
Утро встретило отряд ярким солнышком и искрящимися от мороза сугробами, будто и не было вчера вьюги. Все дышало умиротворяющим спокойствием, тишина резала ухо.
Запасов овса в притороченных к седлам торбах оставалось совсем немного. Вои осторожно по горсточке с рук стали кормить оголодавших лошадок. Демьян раскрыл ладони для более слабой Зарянки, поглаживая кобылу по спутанной гриве:
– Терпи, родная, терпи, – приговаривал он.
Лошадь фыркала и жадно ела угощение. У самого боярина в животе урчало от голода. В кожаной суме лежали с десяток сухарей и немного солонины. Это богатство необходимо было растянуть на несколько дней. Оставались ведь помирать и коней, навьюченных съестным, отдали липовецким, чтоб добро не досталось недругам. Теперь Демьян как старший, корил себя за это, да назад уж поворотить ничего нельзя было.
22
Половецкая баба – каменное изваяние, идол, посвященный культу предков, устанавливался половцами на естественных возвышенностях или курганах. Слово «баба», происходит от тюркского «балбал», что означает «предок».