Александр выступил из-за дерева, натянул тетиву, раздался легкий свист. Кабан взвизгнул, подлетев вверх, и рухнул на снег.
- О-го-го! - радостно закричал князь, бросаясь к поверженной добыче.
- Стой! - предупреждающе крикнул Демьян, и не зря.
Вепрь извернулся всем телом, вскочил на ноги и ошалело стал топтаться на месте. Стрела застряла в шее. Князь успел подбежать опасно близко, и Олексич резко свистнул, вызывая зверя на себя. Кабан, низко опустив массивную голову, рванул в сторону боярина.
Демьян выставил вперед сулицу, понимая, что та сломается так же легко, как тонкая лучина. Единственная возможность спастись от мощных клыков, отпрыгнуть в последний момент перед самым пятаком вепря. Но глубокий снег замедлял движения кабана, он не набирал нужной для ловчего скорости, зверь успеет среагировать на обманный маневр. «Успеть выхватить нож!» - пронеслось в голове у Олексича.
И тут какой-то грязно-белый комок шерсти прыгнул на холку вепрю. Кабан повалился набок, началась яростная возня. Подбежавший сзади князь взмахнул острым лезвием, на это раз удар был точным. Огромное животное обмякло, заливая снег горячей струей крови. Пес, облаяв для порядка мертвое тело, бросился в объятья боярина.
- Дружок, Дружочек! - ласково трепал за шею, выпрашивающего ласку пса, Демьян. - Ты как здесь оказался, а хозяйка где?
- За своими надо уходить, а то, как бы вместо красавицы ее батя с дружками не вышел, - князь, вытирая нож о снег, тревожно оглянулся. - Видишь, Робша, до Вороножа отсюда пешему пол дня пути, а ее собака одна в чаще бегает. А ты мне не верил, губы от обиды дул.
Демьяну нечего было возразить, теперь уже и теплый хлеб не мог развеять подозрения. Связных объяснений, как на подмогу сумел примчаться Дружок, у молодого боярина не было. Либо девка - ведьма, и ворожбой выведала, что любому грозит беда, либо она дочь татя, чье логово недалече от лова. И то и другое парня не могло радовать. Но ярким солнечным днем все казалось не таким уж мрачным и безнадежным, как накануне. Истинно говорят старые люди: «Утро вечера мудренее». Возвращаясь с князем по своим следам, Демьян время от времени наклонялся погладить бегущего у правого сапога пса. «Можно много зароков себе давать - не встречаться, забыть зеленоглазую, но если она вот так возьмет да из чащи ко мне выйдет, да ручкой поманит, ведь побегу. И про князя, и про мать с отцом, наверное, позабуду... Ладно уж, чего гадать, будь, что будет». Стоило Олексичу так подумать, как пес тявкнул и рванул куда-то вглубь дубравы. Демьян попытался его подозвать, но Дружок не откликнулся и больше не появился.
[1] - Тул - колчан, сумка для стрел.
2.
Ловы оказались знатными, удалось завалить с десяток молодых кабанчиков, но всех затмил вепрь Александра. Молодой князь с блеском в глазах рассказывал, как он догнал раненого зверя, как по самую рукоять загнал нож, умалчивая о роли боярина и тем более незнакомого пса.
На радостях воевода пригласил всех на пир. Демьян обрядился в заветный подарок.
- Зря ты, Робша, эту рубаху одел, - князь увидел зеленое сукно через распахнутый ворот кожуха.
- С чего это зря? - Олексич дерзко вскинул бровь.
- А с того, - князь понизил голос, - а ну как на пиру, кто холстину признает. Да допытываться начнут, откуда у тебя рубаха взялась. Станут говорить, мол, куряне с бродниками якшаются.
- Не станут, - угрюмо отмахнулся Демьян.
- Как знаешь, в случае чего на тебя все валить стану, - предупредил Александр.
«Кто бы сомневался!» - усмехнулся про себя боярин.
Гости вступили на богатый двор воеводы. Вроде бы хоромы у Федора были попроще княжеского терема, где успел обжиться Святослав Липовецкий, и места по меньше, и сени не так искусно резьбой убраны, и оконца поуже. А все же сразу было ясно, что здесь, а не за соседним забором сидит хозяин заставы. И так во всем. Хитрый воевода никогда не лез вперед, всегда держался согласно положению, чуть поодаль от князей, вроде бы как со всем почтением, первым в разговор не вступал, шею в поклоне сгибал, но куряне оставались гостями, пришлым и временным явлением, а Федор - центром здешнего мира, который он долго и тщательно выстраивал. Рязанские князья далеко, где-то за Вороножскими лесами, а здесь у края степи от воеводы слова и дела зависели жизни людей. Не далекие князья, и уж тем более не приблудившиеся, он - правитель этой земли.
Демьян был уверен, что проницательный Федор Евсеевич давно уже догадался, что липовецкая дружина засела здесь самовольно, но воев у воеводы вороножского было втрое меньше (даже, если привести подмогу из Чертовиц), а уронить своего достоинства он не хотел, поэтому хитрый лис делал вид, что верит Святославу.
Вот и сейчас на пиру в просторной горнице во главе широкого стола с надменным видом сидел Липовецкий князь, десное место было оставлено Александру, а Федор скромно уселся по левую руку. Но лавки и стол, как бы случайно были повернуты так, что всякий, кто входил первым кидал взгляд на воеводу, и лишь потом на князя. Демьян невольно усмехнулся этой уловке, Федор ему определенно нравился.
- Алексашка, где бродишь?! - недовольно крикнул Святослав. - Негоже опаздывать, коли брат ждет.
- То они с Робшей про вепря в десятый раз баяли, так и задержались, - это была злая шутка любимца Липовецкого князя Фильки Буяна, пользуясь расположением Святослава, Филипп мог себе позволить поддеть даже Ольговского князя.
Александр гневно сжал кулаки.
- А что ж и не порассказать, коли есть о чем, - поспешил вступиться за своего князя Демьян. - Как, Филька, завалишь вепря, так мы и тебя десять раз послушаем. А про то, как ты давеча у колодца девок красных ловил, да по хребту коромыслом получил, так про то нам слушать и не хочется.
- Не было такого... - начал оправдываться Буян, но голос его потонул в общем хохоте. Алексашка был отомщен, он довольно похлопал Демьяна по плечу.
Ольговские расселись на приготовленные для них места, пир пошел своим чередом. Буян кидал на Олексича злые взгляды, но Демьян не обращал внимания, цапаться с липовецким боярином ему было не впервой, да и кулаки друг друга они успели опробовать. Пока Демьянка был мал, он неизменно уходил с расквашенным носом или рассеченной губой, когда же подрос, худо стало Фильке, да, ой, как худо. Поэтому-то Буян сейчас проглотил обиду и только недовольно раздувал ноздри.
Сбитня воевода выставил мало, оправдываясь, мол, негде взять, а вот мяса вдоволь, ешь, покуда пузо не лопнет. Все и налегали, быстро работая челюстями. Хмельное заменял квас. «С матушкиным кваском, конечно, не сравнить, но тоже ничего», - Демьян жадно отхлебнул из чаши.
Рядом с воеводой сидела, скромно опустив головку, хорошенькая молодая женщина, с добродушным выражением лица. Испод тонких ниточек черных бровей испуганно сверкали угольки карих глаз. Она явно смущалась от такого количества людей. Богато обшитый жемчугом повой [1] и сверкающее серебром оплечье [2], как будто давили на хрупкую красавицу, не давая ей вздохнуть полной грудью. Снующие вокруг столов челюдинки [3] время от времени обращались к ней с какими-то вопросами, но она терялась еще больше, не зная, что им ответить. Было видно, что хозяйкой дома она стала недавно, и с новой ролью еще не освоилась.
Александр жестом подозвал Демьяна:
- Гляди, Робша, какая краса этому старому хрену досталась, - шепнул он Олексичу, указывая на жену воеводы, - румяная как пирожок, так бы и откусил.
- Эх, княже, думал бы ты о княжне рыльской, - пожурил дружка Демьян.
- Нудный ты, Робша, - отмахнулся от него Александр, продолжая сверлить взглядом хозяюшку.
Федор, заметив внимание молодого князя, слегка нахмурил брови, нагнулся к жене, что-то прошептав. Молодая женщина тут же встала, поклонилась гостям и поспешно вышла из горницы.
- Что ж ты, Федор Евсеевич, жену от нас отослал? - ухмыльнулся Святослав. - Не дал нам красой твоей Устиньи полюбоваться, от пригляда не убавилось бы.