А Тихон сейчас стоял между ящерицей и тем, что она наверняка считала своим законным обедом. Поэтому он ударил первым, не дожидаясь, пока тварь кинется на него.
Правой рукой выхватив меч из ножен, левой он собрал всю Силу, до которой смог дотянуться, максимально уплотнил и кинул в морду несущейся на него ящерицы.
Тихон видел, как заплясали над мощным черепом огненные всполохи, как почернела чешуя, и лопнули от жара глаза твари. Но для того, чтобы остановить игуану, этого было мало. Ослепшая, она на миг замерла, но лишь на миг. Теперь тварь атаковала, ориентируясь на слух. Для верности она разинула пасть: на каждой челюсти — два ряда загнутых внутрь зубов.
Тихон отскочил в сторону, примериваясь к удару. Но разинутая пасть, словно радар, следовала за всеми его движениями. Парень ругнулся и снова кинул в игуану сгусток Силы. Огненный шар разорвался внутри пасти, и от неожиданности ящерица захлопнула челюсти. Это дало Тихону возможность нанести единственно верный удар — чуть сзади головы, туда, где череп соединяется с позвоночником. Стальной клинок, усиленный вложенной в него энергией, проскользнул в щель между костями, перерубив спинной мозг, и так же легко вышел из жесткой плоти.
Ящерица дернулась и забилась, поднимая фонтаны песка.
Чтобы не попасть под удар хвоста, Тихон отскочил в сторону, а на мечущуюся по берегу тварь посыпались удары Силы — это к месту схватки подоспел Демид.
Игуана, точнее, то, что от нее осталось, еще шевелилось, а Тихон уже спокойно вложил протертый листьями клинок в ножны и направился к шлюпке.
Любава встретила его недоуменным взглядом:
— Как ты думаешь, а что этой твари понадобилось здесь, на реке? — спросила она. — Обычно они не покидают болот…
— Может, за людьми увязалась? — предположил Тихон.
— Никогда о таком не слышала.
— Ты знаешь, сестричка, а эта тварь отличается от всех тех, которых я видел, — сказал подошедший Демид. — Зубы, когти — все другое. Если бы мы ее не поджарили так тщательно, то можно бы было найти и другие различия…
— Мутант? — удивился Тихон. — Учитель говорил, что в последние столетия мутации прекратились. Наиболее удачные разновидности создали устойчивые популяции, остальные вымерли.
— Откуда мы знаем, что оказалось устойчивым? — возразила Любава. — Мы слишком многого не знаем…
В этот момент из лодки раздался писк.
— Да, а что Миу притащила? — спросил Тихон. — Я не успел рассмотреть.
Любава подвинулась, давая ему возможность увидеть свернувшуюся на дне лодки кошку. Миу, не обращая внимания на людей, тщательно что-то вылизывала.
— Не понял, — пробормотал Тихон.
Миу подняла голову, и стало ясно, что между лапами у нее шевелится кто-то маленький, размером с двухмесячного щенка.
— Что это? — удивился парень.
«Это ребенок той собаки, которую убили люди. Когда люди ушли, он остался рядом с матерью», — разобрал Тихон мысли кошки.
— Чувствую, когда мы наконец-то доберемся до архипелага, то у нас будет не лодка, а скотный двор, — рассмеялся он.
— Вы еще оленя подберите. Или медведя, — проворчал Демид. — Щенок еще туда-сюда, а больше — никого!
И он строго посмотрел на Любаву.
— А я что? Это Миу, — девушка сделала наивные глаза. — И не бросать же малыша тут… Обычный щенок…
— Как звать-то будем зверя?
— Щен — он и есть Щен…
Вскоре река стала настолько широкой, что берега казались тоненькими полосками на горизонте.
Поесть остановились на очередном островке, пустынном и безжизненном. Мясо игуаны, оказалось весьма вкусным, хоть и жестковатым. Даже щенок с удовольствием грыз оставленные ему кусочки.
— Странно, но большинство ящериц вкуснее оленины, — задумчиво сказала Любава. — Может, потому, что они меньше похожи на нас, в них нет той заразы, которая человеку опасна? Может, вкус — это ощущение того, насколько подходит еда?
— Какая разница? — неразборчиво пробормотал с набитым ртом Демид. — Скусно — и фарашо!
После отдыха решили поставить мачту и идти под парусом. Ветер дул навстречу, но узкий косой парус и опущенный выдвижной киль позволяли двигаться наперерез ветру.
— Что дальше будем делать? — задумчиво спросил Тихон, осматривая горизонт.