— Это что за явление? — рассмеялся Степан. — Тоже из клада?
— Да нет, сам приблудился, — ответил Тихон.
Он постепенно возвращался в привычную реальность с привычными звуками и запахами. Но ощущение единства осталось в нем навсегда.
«Вместе мы — Сила», — неслышно прошептал он и полез в «грузовик»…
Составленная норильскими походниками карта еще долго будет служить тем, кто направлялся к Гиперборейскому архипелагу.
Демид станет кладоискателем. Именно он первым обнаружит вход в метро и разберется, как им пользоваться. В одной из стычек с дикарями он снова будет ранен, на этот раз — в голову. Стесняясь своего изуродованного лица, он много лет будет холостяковать, пока, наконец, его не женит на себе внучка норильского старосты Андрона Евсеевича Ольга. Она к тому времени будет вдовой, ее первый муж погибнет в схватке с сектантами. А вот Тихон и Любава поженятся очень скоро после похода к Гиперборейскому архипелагу. Старики даже поворчат маленько по поводу того, что больно уж рано молодежь нынче начинает гнезда вить. И что не дело приглашать на людскую свадьбу выводок кошаков во главе с везде сующей свой нос серой Миу. Но молодежь Норильска воспримет кошаков за праздничным столом как что-то само собой разумеющееся. Да и приглашенные на свадьбу волхвы будут не против.
— Мы — дети одной Земли, и, чтобы выжить, нам нужно не воевать, а быть вместе, — скажет кто-то из самых уважаемых.
А еще через пару десятков циклов дочь Тихона Мирослава выйдет замуж за воина из Белян Арсения Железовского.
Но это уже совсем другая история.
Приключения юного демоника Испета Бескаравайного,
послужившие причиной помещения оного в дом скорби
В предварении труда моего хочу сказать, что далеко не все события, о которых вы имеете возможность здесь прочесть, записаны со слов свидетелей достаточно здравомыслящих, чтобы их суждения заслуживали полного доверия. Мне пришло перемешать признанные факты с сомнительными домыслами, без чего, однако, невозможно придать истории законченность и стройность.
Начать же стоит, пожалуй, не с детских лет нашего героя, но со дня исчезновения Испета Бескаравайного, случившегося в первые дни спокойного неба. Пора эта, любимая всеми за возможность подниматься на поверхность планеты, не опасаясь внезапной ярости желтой звезды по имени Альф, еще более любима самыми юными нашими согражданами. Именно в эти дни получают они долгожданную свободу от занятий.
Буйное светило смиренно мерцало над горизонтом, не выбрасывая в пространство протуберанцы мохнатые, словно потеки съедобной плесени ку-хэ. Улеглись и успокоились ураганы, сотрясающие горные отроги в пору, когда Альф бушует. Лишь одинокие вихри пролетали над поверхностью планеты, собирая красную пыль в подобия крошечных торнадо, круживших и плясавших на древних камнях.
Испет Бескаравайный, поднявшись вместе со сверстниками своими на поверхность, отстал от шумной толпы юнцов, вознамерившихся заняться в соседнем кратере игрой у-вэ. Веселая беготня и толкотня, которые составляют суть этой игры, не прельщали нашего героя, с ранних лет отличавшегося некоторой меланхолией и склонностью к уединенным размышлениям.
Странности характера юного Испета имели все же положительную сторону. Результатами его одиноких прогулок, как в уютных подземных тоннелях, так и на опасной поверхности планеты, становились великолепные песни, исполнявшиеся на праздниках. Не смотря на юные годы, Бескаравайный был уже зачислен в ряды Ордена одобренных певцов. Ему прочили большое будущее, и если бы ни события, о которых пойдет речь ниже, судьба его могла сложиться весьма счастливо. Ведь карьера одобренного певца сопровождается искренним уважением со стороны старших, готовых всегда поставить тебя в пример твоим сверстникам, не говоря уже о восторженной любви многочисленных поклонниц. Но что гадать о несбывшемся?
Юный Испет, вместо того, чтобы вместе с товарищами спуститься в недалекий кратер, направился к развалинам электростанции, расположенным возле входа в тоннели. Он выбрал себе место, защищенное и от лучей Альфа, и от несильного, но упорно дувшего в тот день ветра, и на некоторое время впал в оцепенение, сопровождающее обычно у певцов процесс творения новых мелодий.
Картина, представлявшаяся взору Испета, вполне соответствовала меланхолии звуков, рождавшихся в его душе.