— Я знаю, что не должен был взваливать на тебя всю свою боль и тебе совсем необязательно… — продолжал он.
Злата быстро подошла к нему и мягко прижала ладонь к его губам, заставляя замолчать,
— Не говори так, не надо? И не думай даже! Не дай бог пережить то, что пришлось пережить тебе, а человек не должен быть одинок, особенно в несчастье! Это страшно! — девушка опустила ладонь. — Я сейчас налью тебе чай.
Она принесла чай и заставила Блотского выпить все до последней капли, Лешка пил, едва ли ощущая вкус, и только потому, что девушка была рядом, заставлял себя глотать содержимое чашки. Потом Злата проводила его в зал, и пока он раздевался и ложился, тихонько позвонила Тимофеевне, подозревая, что родные Блотского с ума сходят от беспокойства. Ольга Тимофеевна расплакалась, когда девушка сказала ей, что Лешка у нее, с ним все в порядке и он останется на ночь.
Когда она вернулась, парень уже лежал в постели, на самом краешке дивана, натянув одеяло до подбородка. Ботинки его стояли у дивана, а куртка, джинсы и рубашка были аккуратно сложены на краю. Девушка унесла ботинки, повесила куртку на вешалку, а одежду его аккуратно сложила на стул. Она тихонько перемещалась по комнате, то и дело поглядывая на парня, и очень надеялась, что он уснет. Но Лешка лежал, не шелохнувшись, и задумчиво смотрел в одну точку.
— Леш, я выключу свет?
Парень поднял на нее воспаленные, покрасневшие от слез и недосыпания глаза.
— Выключай.
— Я оставлю лампу настольную включенной.
Парень чуть заметно кивнул.
— Ты только не уходи, — попросил он.
— Нет, я не уйду. Я с тобой буду.
Девушка погасила верхний свет и опустилась на колени перед диваном. Парень вытащил руку из-под одеяла и сжал Златину руку. Глаза их в сумрачном свете настольной лампы встретились, и что-то мелькнуло в Лешкином взгляде, но тут же погасло.
Большие голубые глаза Златы Полянской были так ласковы, так безмятежны и спокойны, как лесные озера, в которых отражалось летнее небо. Они были полны участия, сочувствия, сострадания. Лешка смотрел в них и смотрел, и ему казалось, да, впрочем, так оно и было на самом деле, эти глаза были единственным, что могло бы его спасти и заполнить ту пустоту, которая образовалась в его душе после смерти матери.
Злата опустила глаза и, склонив голову, прижалась щекой к Лешкиным пальцам. Она еще что-то говорила, тихо, не торопясь, рассказывала Блотскому об издательствах, в которые она звонила, и о том, сколько стоит сейчас издать книгу. Полянская рассказывала Лешке о тех немногих новостях и событиях, которые происходили в деревне. Злата была уверена, парень не вникает в смысл сказанного, но ей казалось, что звук ее голоса отвлекает его от грустных мыслей. И она не ошиблась. Леша не слушал, что она говорит, он был слишком измучен и морально, и физически, чтобы воспринимать услышанное. Но ее голос, мелодичный, спокойный и бархатный, казался ему колыбельной.
Уж неизвестно, кто из них уснул первым, но когда Злата проснулась среди ночи, Лешка спал. Боясь его потревожить, она осторожно высвободила свою ладонь из его пальцев, на цыпочках прошла в спальню и забралась в свою постель. Уже почти засыпая, она вспомнила: Дорош сегодня улетел в Эмираты. Тоска кольнула сердце, но эти мысли почти сразу вытеснили другие. Завтра будет новый день, и, как у нас говорят, утро вечера мудренее. Все, что было сегодня, станет прошлым… И Лешке, возможно, станет чуть-чуть легче…
Поздним утром, когда Злата, протянув руку, чуть отодвинула штору на дверях и выглянула в зал, ленясь встать из тепленькой постели, Блотского на диване она не увидела. Не висела на стуле и его одежда. Сомнений в том, что Лешка ушел, не осталось.
Он не стал ее будить. Конечно, ему надо было домой. Там ведь его отец и бабушка с дедом. Да, вчера он не мог пойти туда, он был в ужасном состоянии, и не смог бы уснуть там, где совсем недавно стоял гроб с телом его мамы. Вчера он не мог быть сильным и мужественным, но сегодня жизнь ведь продолжилась и надо было жить…
Злата завтракала, когда хлопнула входная дверь, а так как ела она обычно с книжкой на столе (дурная привычка, от которой ей никак не удавалось избавиться), она пропустила, кто прошел мимо окна. Девушка обернулась на стуле, ожидая. Вообще-то она никого не ждала, но когда в дверях появился Васька с огромными баулами в руках, от неожиданности чуть с этого самого стула не свалилась.
Васька был братом Аньки. Никчемный малый, пьяница, гуляка и лоботряс. В их семье только так о нем и отзывались, и хотя ему было всего-то двадцать три, вся семья уже давно поставила на нем крест, не ожидая от него ничего путного.