Злата знала, что и Лешка привязан к ней не меньше, может быть, и она для него стала кем-то вроде близкого друга, которого у него почему-то никогда не было, но в Минске у него девушка, там любовь и все такое… А любовь, как известно, страшная сила. Вот Блотский сейчас говорит, что будет звонить и ждать звонков от нее, а Полянской почему-то казалось, что скоро он о ней забудет.
— Я буду скучать по тебе, но я все равно рада за тебя. Ты ведь мечтал об этом, стремился… И вот твоя мечта осуществилась. Как бы я хотела, чтобы и моя мечта когда-нибудь стала явью, я бы все на свете за это отдала, и, наверное, мне уже ничего и не нужно было в жизни, только писать романы и жить в тишине и благодатном покое этих мест. Ты счастлив, Лешка? Вот скажи, что ты чувствовал, когда узнал? — Полянская прогнала прочь грусть, не желая омрачать Лешкиного счастья, и улыбнулась ему.
— Конечно, радость. Ликование. Хотелось кричать «Ура!» и как говорится, в небо подбрасывать шапку. А еще некое чувство опьянения и окрыленности, когда кружится голова и кажется, будто весь мир лежит у твоих ног! И мне все еще не «верится в это! — сказал парень и улыбнулся, только улыбка не отразилась в его голубых глазах, они по-прежнему оставались серьезными.
Его так и подмывало взять ее за руку и позвать с собой в Минск, ему пришлось даже сжать ладони в кулаки, чтобы не поддаться порыву.
Возможно, это и стало бы любовью. И они были бы, безусловно. красивой парой, если бы ему не нужно было завтра уезжать Если бы он смог найти слова которые мог ли бы убедить Злату поехать с ним в Минск. Ему казалось, он смог бы сделать все для того, чтобы она была счастлива, позабыв обо всем.
Но Леша так и не решился протянуть руку, а слова застревали в горле, стоило лишь увидеть ее голубые глаза, которые туманились мечтательностью, когда она смотрела на окружающий мир. Это был ее мир такой яркий, сияющий, волшебный, как этот весенний день. Поля, зеленеющие озимыми, простирались к горизонту. Луга, на которых пробивалась молодая трава и тянулись к небу анютины глазки. Леса, одетые в молодую листву.
Дальше они шли молча. Миновав огороды, свернули на проселочную дорогу, которая вела к лесу. Со всех сторон их обступили молоденькие березки с резными полупрозрачными листочками, яркими, сочными, пронизанными солнечными лучами. Они трепетали на ветру, и едва уловимый шепот, как напев, разливался в воздухе. Пряный теплый воздух, наполненный запахом молодой листвы, смолы и цветов, дохнул им в лицо, когда они ступили под сень деревьев.
Здесь, недалеко от дороги, была небольшая поляна, которая ближе к лету зарастала травой и лесными колокольчиками, а сейчас трава только пробивалась, и к по ляне с леса подкрадывались пролески, которые в деревне называли подснежниками. Сюда, на эту поляну, приходили с давних пор. И мама Златы, будучи еще девчонкой, собиралась здесь с подружками, и, возможно, бабушка тоже, ведь она родилась и выросла в этих местах.
Они расстелили покрывало посреди поляны и сели. Девушка туг же принялась разбирать пакет с едой, вытаскивая большую запотевшую бутылку с квасом, которую им мама положила на дорожку, и, открутив пробку, припала к горлышку. Есть не хотелось, они ведь только из-за стола, а вот пить — жутко…
Они еще немного посидели, непринужденно болтая и смеясь, а потом Злата улеглась на покрывало и, закинув руки за голову, стала смотреть на небо, такое пронзительно-синее, чистое, высокое и полупрозрачное, и облака, похожие на шелк проплывающие мимо. Под покрывалом, у самого уха, в траве копошились букашки и жучки, шурша сухой прошлогодней травой и. листвой. Где-то в густых зарослях заливался соловей, а из глубины лесной чащи ему отвечала кукушка, беспрестанно отсчитывая года…
Глаза закрылись сами собой. Леша, кажется, еще что-то говорил, не требуя ответа, но смысл до девушки уже не доходил. Обласканная солнечным светом, убаюканная звуками леса, она погрузилась в сладкий сон…
Леша замолчал и тихонько лег рядом. Спать не хотелось. Повернувшись на бок, он подпер голову рукой и стал смотреть на девушку. Сон разгладил ее черты, сделав их безмятежными и невинными, как у ребенка, а улыбка подрагивала в уголках ее красивых губ. Ветерок трепал золотистый локон, выбившийся из прически, и щекотал щеку. Леша осторожно убрал его, и пальцы коснулись её нежной шелковистой кожи цвета персика. Наклоняясь совсем близко, он видел едва заметную россыпь веснушек на носу, которых почему-то раньше не замечал.