Выбрать главу

Что ей, девчонке двадцати лет делать в почти вымершей деревне?! Но уже тогда зрело решение относительно будущего. И свободный диплом филологического факультета лишь способствовал этому. Она училась на платном отделении, родители, будучи людьми со средним достатком, сделали все для того, чтобы она получила высшее образование.

Да и бабушка, пока была жива, помогала. Поэтому ей не нужно было отрабатывать обязательные два года и отправляться по распределению неизвестно куда. После защиты дипломной работы она вернулась домой и отправилась в районный отдел образования. В тот момент ей ничего не смогли предложить, но пообещали, как только освободится место, дадут гнать. Почти год. не желая сидеть у родителей на иждивении, девушка подрабатывала то в лагере, то в детском саду, заменяя отпуска и больничные.

Жизнь кружила, увлекая в водоворот бурь и страстей, но все чаще среди них в самый неожиданный момент всплывали воспоминания об этой деревне, и сердце сжималось от невыносимого желания бросить все и съездить туда. Казалось, что-то осталось там. что-то бесконечно дорогое, не дающее покоя. И Злата приезжала сюда, ничего не говоря родителям. Ходила на кладбище, наведывалась к подругам покойной бабы Сони, гуляла по окрестностям и ходила по дому. А желание остаться здесь навсегда становилось все отчетливее и сильнее… И каждый раз уезжать не хотелось…

И вот теперь она приехала, чтобы остаться. В это еще не верилось, но теперь это было правдой. И при мысли об этом сердце снова и снова как будто что-то обжигало.

О том, что происходило с ней, что она чувствовала и переживала, Злата не рассказывала никому. И даже не потому, что все это было слишком личным, почти интимным. А потому что знала: понимание того, что происходит в ее душе, опа вряд ли у кого-то найдет. Идея с романом пришла неожиданно и звучала убедительно. К тому же она на самом деле собиралась написать роман о Горновке и ее жителях.

Улыбнувшись всем Анькиным сетованиям и причитаниям, Злата встала и пошла к калитке.

Парень, который в одиночестве гулял по деревне, ни на минуту не задержался в ее мыслях. Зато Аньку он очень заинтересовал.

Не успели они сесть за стол, как она тут же засыпала вопросами свою мать и мать Златы.

Но те просто не представляли, кто этот парень и к кому приехал. В деревне осталось не так много хат, в которых еще жили люди. Большинство домов давно стали дачами, куда наведывались родственники точно так же, как приехали и они в бабушкин дом. А были и такие, которые уже много лет никто не навещал. Они ветшали и разрушались, время и непогода властвовали над ними, и никого больше не интересовала их дальнейшая судьба.

А Злате Полянской это причиняло боль, и она ничего не могла с этим поделать. Наверное, тут все дело было в слишком уж живом воображении и чувствительности.

Заросшие бурьяном и диким малинником дворы и огороды, болтающиеся на петлях двери и калитки, дома, хранившие в себе истории судеб не одного поколения, больно ранили. Злата легко могла представить себе ту жизнь, коей жили в этих домах когда-то. Она знала и помнила почти всех тех людей, хаты которых теперь стояли пустыми. С ними дружила и общалась ее бабушка Соня, работавшая продавцом в магазине, который когда-то еще был в деревне. Их знала прабабушка Гайя, которая была отсюда родом. И пусть она, Злата Полянская, узнала этих людей уже на закате их жизней, отдельные детали и фрагменты отчетливо врезались в память…

— Мам, а помнишь, какие красивые «огоньки» всегда цвели на окнах у бабы Кати? — подперев щеку ладонью, спросила Злата, задумчиво помешивая ложечкой остывающий чай.

За окном давно стемнело, и деревня уснула, а они все сидели в большой комнате, которую издавна называли столовой. Кухонька у них была небольшой, половину ее занимала громадная печь, и за маленьким столом в ней могли поместиться разве только два человека. Поэтому, сколько помнила себя Злата, они всегда собирались в столовой. Здесь, под тусклой «рогатой» люстрой, прямо посреди комнаты, стоял большой стол, а вокруг него стулья и табуретки. У стены примостился старый продавленный диван, а над ним висели деревянные рамки со множеством черно-белых и цветных фотографий, на которых было запечатлено не одно поколение их семьи.