— От кого все это зависит? — Бекболатов обвел собравшихся испытующим взглядом. — Прежде всего от председателя. — Достал из кармана блокнот, перелистал и остановился на одной из страниц, — Ежегодно вы получаете помощь от государства... — Он откашлялся и назвал цифру, огромную, столько кредита отпущено колхозу «Светлая жизнь» за последние пять лет. Сказал, что этот кредит должен быть возвращен государству. Таков закон. Время не ждет, годы идут, проценты растут, вместе с ними растет колхозный долг. Может, кто-то думает, что государство забыло об этих деньгах? Нет. Возможно, забыл тот, кто взял, но помнит об этом тот, кто давал. И если не развивать хозяйство — откуда появятся деньги?
Краешком глаза Жамилят следила за Али. Тот сидел рядом с секретарем райкома, потупившись, недвижно, точно в нем замерла жизнь. Лицо оцепенело, каменное лицо. Она вдруг почувствовала жалость к нему. И снова, в который раз, вернулась мысль: «А справлюсь ли я сама?» Припомнился последний разговор с Али, когда сидели в правлении. Он тогда бросил фразу: «Хотел бы я видеть тебя, сестра моя, на своем месте!» Надо же! — как в воду глядел! А как он посмотрел на нее, когда она вышла из машины с Бекболатовым! Испепеляюще. Конечно, о ее кандидатуре на свой пост узнал заранее от секретаря райкома. Интересно, как она выглядит в его глазах? Винит во всем ее? Ее или себя? Считает своим недругом? Но сама-то она не испытывает к нему никаких враждебных чувств.
— Сами видите, ваши дела не идут вперед, — продолжал Бекболатов. — А как говорится в русской пословице: под лежачий камень вода не течет.
— Оллахий, товарищ Бекболатов, я не возражаю, если Жамилят сможет сразу ликвидировать все недостатки, — прозвучала чья-то реплика.
Легкая усмешка коснулась губ Бекболатова:
— Думаю, по мановению руки не только Жамилят, но даже пророк Магомет не вызовет с неба медового водопада.
Присутствующие засмеялись.
— Верно! — раздался чей-то громкий голос с задних мест.
— Чего и говорить!
Бекболатов поднял руку — смех и возгласы прекратились.
— Один в поле не воин, — сказал он. — Одна Жамилят ничего не сможет, если ей не поможете вы, коммунисты.
И тогда привстал со своего места Салман Токашев:
— Товарищ секретарь, как вы знаете, наш колхоз — горный колхоз. В иные места только на лошади можно добраться. А как же она, женщина, управится с лошадью... — с ухмылкой обратился он к присутствующим.
— Ты, Салман, человек здесь недавний, — оборвала его покрасневшая от негодования Тушох. — Вряд ли сыщется место в нашем районе, где бы Жамилят не проехала верхом, когда партизанкой была. Она с оружием в руках защищала наши горы! А теперь ты кудахчешь, будто она не поднимется туда верхом. Все мы знаем, почему ты так говоришь. Не хочешь, чтобы Жамилят была председательницей. Боишься лишиться даровой яичницы. Боязно тебе расстаться с птицефермой и двумя птичницами, которых ты издергал руганью и издевками.
Салман смущенно разводил руками, высматривая себе союзников, мол, старуха сбесилась, что ли? Но Тушох словно не замечала его ужимок и все больше и больше распалялась, будто прорвалась в ней невидимая плотина.
— Да, Жамилят женщина. Но пару таких мужчин, как ты, Салман, она запросто перевяжет веревкой и взвалит на плечо. Здесь много мужчин. Пусть не обижаются на то, что скажу. Вы, мужчины, забыли времена нартов[6]. Вы называетесь мужчинами, а колхозное хозяйство наладить не можете. Постыдились бы!.. Какие вы мужчины, чем вы гордитесь? Кто всю тяжелую работу в колхозе несет на своих плечах? Мы, женщины! Кто коров доит? Мы. Кто на прополку ходит? Мы. Кто в доме убирается, детей растит? Мы. А что делаете вы? Посты занимаете, понукаете нами, как старые князья. Председатель колхоза — мужчина, в парткоме — одни мужчины, в сельсовете — тоже, заведующие фермами, учетчики, члены правления — везде вы. А где равенство?
Тушох на миг замолчала, сердито обвела взглядом снисходительно ухмыляющиеся лица мужчин, и глаза ее загорелись как угли:
— Конечно, сейчас вы все дружно за Али, ведь он все-таки мужчина, все на дыбы встали: мыслимо ли, чтобы колхозом заправляла баба. Иные-то за глаза были против Али, но вот когда узнали, что в председатели прочат Жамилят Тауланову, тут же оглобли назад повернули, и повернули-то по той же самой пословице, от которой адатом воняет: у женщин коса длинна, а ум — короток.
Тушох судорожно схватила стакан с водой: пила, мельком поглядывая на притихших мужчин. Никто уж не ухмылялся.
— Конечно, поначалу многие будут жалеть и защищать Али, — продолжала Тушох, спрятав белый, в кружевах платочек. — Разве у него никаких заслуг? Два ордена Красной Звезды да столько медалей! Но ведь сейчас не военное время, приказами да окриками сыт не будешь. К людям другой подход нужен. Правильно товарищ Бекболатов сказал: колхоз у нас — прореха на прорехе. А кто его довел до такой разрухи? Если я скажу, поднимите руки те, кто попустительствовал такому разору, — все поднимут. А Али должен тогда поднять обе руки. Потому что самая большая вина за ним и его дружками. Разве не они виноваты, что все работящие мужики подались на отходные работы. Родной аул бросили — и разбрелись кто куда. И не за длинным рублем подались, а потому что с Али и его дружками не сработались. И как с ними сработаешься, если они с утра до вечера глотку дерут.