Он достал из кармана блокнот, написал записку: «Пришлите за нами лошадей», — и протянул шоферу.
«Ну, не сумасшедшая ли? — думал он, направляясь вместе с Иваном Ивановичем в сторону Куру-кола. — Куда ее шайтан понес, что ей там надо? Нет, как была сумасшедшая, так до могилы и будет такой. А упряма!..»
Шли сперва молча, с трудом пробираясь по рыхлому снегу. А он все падал и падал. Природа будто наверстывала за прежние бесснежные зимы. Дороги не видно, уже еле заметны следы лошади Жамилят и понуро бредущего за ней Азрета.
Али сплюнул в след, оставленный Азретом. «Ни рыба ни мясо — этот человечишка. Единственно, на что способен, — водку хлестать. Да умел бы пить-то — еще ладно, а то давится, как паршивая овца». Но два года тому Али даже обрадовался, когда в ауле поселился Азрет. Явился он откуда-то из-под Фрунзе, из какого-то никому не известного городишка. Еще бы — рабочие руки. К тому же молодой, еще тридцати нет. А молодых мужчин в ауле совсем мало осталось. Вспомнился их первый разговор возле чайной. Азрет был слегка под мухой.
«Председатель, я в колхоз хочу», — сказал он тогда. «Кто тебя не пускает. Работникам всегда рады». — «Но я сначала один вопрос задать хочу. Кем я в колхозе буду?» — «Посмотрим, на что способен». — «Я в гидромелиоративном техникуме два года учился». — «Мелиораторы нам не нужны, но другую работу подыщем». — «Тогда я другой вопрос задать хочу. Алименты с колхозников вычитают?» — «Конечно». — «Тогда я подумаю, вступать или нет».
Но через день принес заявление: «Вступаю. И точка».
...Иван Иванович остановился, переведя дух, спросил:
— Далеко еще этот Куру-кол?
— Далековато.
— Снег глубокий, трудно идти. Давайте постоим, отдохнем. Скажите, Али Рашидович, в каких краях вы руку оставили? — Иван Иванович взглянул на пустой рукав бывшего председателя.
— На финской, на «линии Маннергейма». Связистом был, катушку на КП тянул... Морозы стояли лютые. Иду, катушку за собой тащу, и тут — бац! Финский снайпер-кукушка накрыл. В руку попал. Я — в снег лицом. Привстану, а он — бац! бац! Так до ночи и пролежал, крови потерял много, обморозился. Руку в медсанбате отхватили. А в последнюю войну не воевал. Не взяли без руки-то. А вы, вижу, повоевали — вон как щека обожжена. Танкист?
— Так точно, — кивнул Попков. — Под Прагой горел. А что, этот Азрет — он дельный человек или так себе? — переменил разговор Иван Иванович.
Али начал рассказывать, что давно хотел заменить Азрета, — неподходящим он оказался человеком для должности заведующего овцеводческой фермой, но так и не смог найти подходящего человека — мужчин в ауле мало.
Правда, Али умолчал, что на эту должность назначить Азрета посоветовал ему его дружок Салман Токашев. Да и не было надобности говорить Попкову о каком-то неизвестном для него Салмане.
Конь спотыкался о смерзшиеся комья земли, сбиваясь с занесенной дороги, проваливаясь в кюветы, где снег был особенно глубок, и с храпом выбирался оттуда.
Разговор с Азретом окончательно расстроил Жамилят. «Да как же работать с таким человеком, как можно ему доверять? — думала она. — Али доверился. Что же он сам-то за человек, Али? Каким стал? И почему она не заметила этих перемен в нем? Ведь приезжала, слышала разговоры в ауле, разговаривала с ним сама... и благодушно закрывала на все глаза. А товарищи из райкома? Тоже благодушествовали. Человек скатывался по наклонной, и никто не поддержал, не одернул вовремя. И вот он потерял почву под ногами и поплыл по воле ветров, подобно воздушному шарику...» Жамилят стиснула губы, но, как ни сдерживалась, вдруг расплакалась, уткнувшись в гриву коньку.
Через мгновение она словно очнулась, оглянулась назад: далеко ли Азрет, не видел ли ее минутной слабости. Азрета не было. Жамилят даже обрадовалась сначала, но, постояв в ожидании, всматриваясь в белую пелену поземки, а потом проехав назад и прокричав напрасно до хрипоты, поняла, что Азрет отстал, что сама она не знает, как ехать к кошаре, и, главное, в этой снежной сумятице нет никаких ориентиров.
В Куру-коле она была лишь один-единственный раз, да и то на машине, и теперь решила полностью довериться коню, который по знакомой дороге довезет ее до кошары. Отпустила уздечку, сунула руки в рукава и, не понукая, поехала, надеясь, что вскоре будет на Куру-коле.
Но что-то она долго едет? Подкрадывалось запоздалое беспокойство: если поедет не в ту сторону и заблудится... ведь и замерзнуть недолго на таком морозе...
Посмотрела на часы. Когда выехали из села? Кажется, в половине второго. Да-да, в половине... Сейчас без четверти три. Скоро будет полтора часа, как она в пути. Остановилась, прислушалась. Ни звука. Конь нетерпеливо переминался с ноги на ногу. «Наверное, почуял знакомый запах. Может, от кошары кто-то идет? Решила постоять и подождать — пусть и конь отдохнет. Кругом тихо и ничего не видно — белым-бело. Ветви кустарника у дороги от снежной тяжести пригнулись к земле. Встряхнув головой, конь потянул воздух и призывно заржал и пошел вперед. Из снежной мути вынырнула фигура. И Жамилят обрадованно крикнула: