— Но ты обещала приехать в среду и не приехала. А тут вдруг в газетах сообщение: стихийное бедствие в нашем районе. И колхоз «Светлая жизнь» упоминался. Мы — к телефону. Телефон ваш не отвечает — ни в правлении, ни здесь. Наверное, связь была прервана. Рано утром наконец дозвонились, — он кивнул на бабушку, — и все узнали... Про деда. Я мигом собрался — и к вам сюда.
— Хорошо, что приехал, — похвалил старый Хамит. Он все же поднялся с постели, опустил ноги на пол. — Ахмат, подай мне трубку, она на столе лежит.
Двоюродные сестренки и братишки не спускали с Ахмата глаз. Самый смелый, Заур, подошел к нему.
— А у нас град был. Вот такой! — Он развел растопыренные пальцы, показывая, какой крупный был град, по его жесту выходило, что градины были величиной с дыню.
— Когда шел по аулу, я видел: деревья поломаны, плетни снесены... А у нас в Нальчике даже дождя не было.
— Слава аллаху, горе обошло вас стороной, — сказал старый Хамит. — За мою жизнь было два таких наводнения. Убереги нас, аллах, от третьего.
Должно быть, старый Хамит чувствовал, что не скоро доведется встретиться ему еще раз со старшим внуком, да и доведется ли? — и он вспоминал старые времена, когда был молодым джигитом, рассказывал разные поучительные истории из своей долгой и трудной жизни и радовался, что внук слушает его так внимательно. Беседу прервала Хауа.
— Тебе врач что сказал? Надо лежать. А ты встал и мелешь, мелешь, как жернов на твоей старой мельнице, которой теперь и в помине нету.
— Мельницу построят заново. Так я говорю, Жами, или нет?
— Так. Но тебе нужно полежать. Вечер длинный, успеешь наговориться с Ахматом.
Ей хотелось побыть наедине с сыном. О стольком нужно расспросить его! Скоро выпускные экзамены, а там — ему предстоит ехать в Москву.
Она предложила Ахмату выйти на улицу и погулять.
Начало вечереть — солнце уходило за горы.
Они дошли до правления колхоза, потом свернули на улочку, по обеим сторонам которой росли высокие кусты акации.
В детстве Ахмат часто проводил каникулы у деда и знал весь аул вдоль и поперек.
— Давай, мам, пойдем вот по этой улице — и до речки. Там мост. Я часто прыгал с него, когда мы с мальчишками ходили купаться.
— Моста теперь там нет.
— Как нет?
— Снесло.
— Каменный мост?
— Да, да, течение разломило его, как щепку.
— Жалко. С него было удобно нырять.
— И ты нырял? Боже, но ведь там камни!
— А мы знали места, где камней не было.
— И я знать-то об этом не знала! Наказала бы деду, чтобы тебя ни в коем случае не пускали купаться на речку. Ведь разбиться мог! До смерти! Кстати, скажи, ты один из класса едешь сдавать в радиотехнический институт? Кто-нибудь из товарищей поедет с тобой?
— Я и Хабала. Мы вдвоем.
— Хабала? Это такой высокий, рыжеватый, в очках?
— Он самый.
Она знала всех его товарищей. Они частенько наведывались в гости к Ахмату. Хабала ей нравился, он производил впечатление независимого и серьезного юноши. Неожиданно она вспомнила разговор с Амином Гитчеевым, когда тот предостерегал ее, что без материнского догляда сын может связаться с дурной компанией, и усмехнулась.
Улицы были пустынны. Они еще не просохли после прошедшего дождя. Пахло сырой землей.
Перед сельсоветом горел единственный на весь аул электрический фонарь. Робкий желтоватый свет выхватил из темноты низкорослого, прихрамывающего человека. Жамилят узнала Шунтука. Идет медленно, шаги уверенные, наверное, недавно поднялся после болезни.
— Добрый вечер! — кивнула ему Жамилят.
— Добрый вечер, сестра моя. Дай бог здоровья тебе и твоему кавалеру, доброму джигиту.
— Да ведь это мой сын. Ты не узнал его, Шунтук?
— Неужели твой сын? Он на две головы выше тебя. Я ведь знал его зеленым стручком. Он тогда ростом мне по пояс был.
— Когда-то было!.. Куда ты спешишь?
— По печальным делам, сестра моя. Завтра хороним Османа. Надо оповестить стариков. Все они должны прийти хоронить. У тебя хороший сын, Жамилят. Бедный Осман был чуть постарше... Храни аллах твоего сына.
И Шунтук зашагал дальше.
— Мам, кто такой Осман? Который погиб?
— Да.
Она крепко обхватила сына руками и прижала к себе.
— Милый, береги себя! Для меня, для Нажабат.
Потом резко отстранила и улыбнулась:
— Шунтук подумал, будто я с кавалером прохаживаюсь.
— А если бы так... Что ж тут такого? Ты у меня еще молодая и красивая!
— Как? Если бы твоя мать... если бы я... Впрочем, какую чепуху мы оба говорим, — раздраженно сказала Жамилят и повернула к дому.