Ибрахим увидел Жамилят. Она стояла на ступеньках сельсоветского крыльца и кого-то выглядывала из-под ладони среди пестрой толпы студентов. Кажется, высмотрела. Подалась вперед. Крикнула:
— Нажабат!
Из стайки девчат выбежала девушка в красной косынке и красном платьице, ростом с Жамилят.
— Ма-ма!
Они обнялись. Мать и дочь. Присели на крылечке, взявшись за руки, и о чем-то заговорили.
Ибрахим подметил: дочь похожа на мать. Совсем взрослая девушка. Ему и самому было непонятно, почему вдруг его поразило, что дочь у Жамилят такая взрослая. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать?
Заревел мотор грузовика, и студенты вновь начали забираться в кузов, видимо, их должны были повезти на какой-то дальний участок. Ибрахим слышал, как Жамилят прокричала:
— Может, в моей бригаде останешься? Со мной?
— Нет, я со своими...
— Тогда до свидания.
— До свидания, мамочка!
Ибрахим внимательно посмотрел на девушку. Да, в себя Жамилят и родила дочку, как одно лицо.
— Салам, Ибрахим! — Жамилят заметила его. — Это моя дочь.
— Я догадался. Но почему попрощались? Разве не встретитесь вечером?
— Нет. Их всех вместе отвезут в город. Да я на днях съезжу. Провожу сына в дорогу. В Москву. У него скоро вступительные экзамены.
Машина со студентами скрылась в проулке.
Подошел Харун, поздоровался:
— Роса еще не успеет сойти — как все будут на местах, — сказал он довольно.
— У вашей бригады, — заметила Жамилят, — самый трудный участок.
— Ничего. Справимся. У меня в бригаде стариков много, а они мастера косить на крутых склонах. Ты-то, Ибрахим, в какой бригаде?
— Представь себе, один-одинешенек. Забыл меня парторг приписать куда-нибудь.
— Не может быть! — Харун вынул из кармана вчетверо сложенный листок, испещренный фамилиями, поискал глазами фамилию Ибрахима. — Нету! Проглядел! Жамилят, если ты не против, возьми его к себе в бригаду.
— В свою? — Жамилят улыбнулась. — А что ж, возьмем. Ты согласен, Ибрахим?
— Я ведь человек беспризорный. Берите.
— Отложи свою никудышнюю косу и возьми вот эти вилы, будешь вместе с нами копнить. — Жамилят протянула ему вилы-трехзубчатки.
Горные склоны вокруг аула стали похожи на муравьиные кочки.
На верхнем лугу работают обе бригады стариков. Луг карабкается по крутому склону, но в горах годы почти не дают себя знать. Эгей! Иному старику далеко за восемьдесят, но нет для него большего удовольствия, чем пройтись, сноровисто размахивая косой.
Бригада Жамилят — молодые женщины и девушки — уже поджидала председателя, переговариваясь и тихонько пересмеиваясь. Видно, любопытно было посмотреть, что может эта городская ученая женщина в простом крестьянском ремесле.
Они подошли вместе с Ибрахимом, поздоровались.
— Ну что ж, начнем? — сказала Жамилят, сбрасывая теплую кофточку.
И, встав между двумя валками, начала собирать сено в маленькие копешки-батаны. Да так горячо приступила к делу, что Ибрахим подумал: «Не выдержит до обеда!»
Прошло десять, двадцать минут, но на ее лице не было и тени усталости. Молодайки приноравливались состязаться с ней. Но куда там! — отставали. Ибрахим копнил слева и невольно любовался ее работой, резкими и расчетливыми взмахами вил: сразу видно, что в молодости не чуралась работы и сельский труд ей не в новинку. Когда и где она успела так загореть? До черноты! Вспомнил ее взрослую дочь. Нет, не скажешь, что Жамилят тридцать девять, — телом, статью своей она выглядит куда моложе.
Но вот сестры-двойняшки обошли Жамилят. Идут ровно, бок о бок, не выдавая спешки, — обе в пестрых свободных платьях, головы повязаны белыми бумажными платками. Ладно работают! Лица у них раскраснелись. Краешком глаза следят за Жамилят, своей соперницей в работе.
Ибрахим вспомнил, что одна из них незамужняя, другую муж бросил, уехал куда-то на рыбный промысел в Мурманск и там, говорили, женился второй раз, но снова разошелся, вернулся в Большую Поляну, хотел наладить прежнюю семью, но жена его не приняла — из-за гордости. В ауле она слыла одной из первых красавиц. Лет ей было немногим за двадцать. И Ибрахим невольно залюбовался ею — стройна, как тополь, и в каждом движении сила и грация.
Когда вышли к концу гона, сестры решили присесть и отдохнуть.
Разведенная красавица — ее звали Фердау — повела чернооким взором на Ибрахима и запросто, как старого знакомого, доверительно спросила:
— Устали? Тяжело с непривычки. Давайте я помогу.