Завидев Жамилят, гости встали и поздоровались, а ей сделалось неловко — непричесанная, в стареньком платьице, в котором работала в поле, лицо обгорело, в уголках глаз глубокие белые морщины, потому что весь день пришлось щуриться от яркого солнца.
— Мы к вам по суровой необходимости, товарищ Тауланова, — заговорил Амин.
Оказалось, проезжали они мимо колхоза, уже стемнело, угодили в какую-то колдобину, у машины сломалась карданная передача, как говорится, ни тпру ни ну, и вот теперь единственная надежда добраться до дому на ее машине.
— Понятно, — кивнула она. — Аскер, отвезешь их.
— А моя машина тоже того... барахлит, — с неудовольствием ответил тот. — Что-то с зажиганием неладно.
Конечно, после изеу ему никуда не хотелось ехать на ночь глядя.
— Иди свечи почисть. Думаю, за десять минут управишься.
Амин приободрился:
— Гляжу, этот Аскер — лодырь у вас.
— Какой он лодырь, если семья его ни днем ни ночью дома не видит. Все время по дорогам мотается. А сегодня полдня на изеу работал.
— Я уже слышал о вашем изеу. Много накосили?
Она кивнула: «Да».
Лицо Амина посуровело.
— Но, вероятно, сена вам на следующий год снова не хватит?
— Почему вы так думаете?
— Я уже кое о чем наслышан.
— О чем же вы наслышаны, товарищ секретарь?
— Почему вы, товарищ председатель, раздаете сено частным лицам?
— Пока не раздавали, но намерены раздать. И не частным лицам, а колхозникам.
— Но почему вы так решили? На каком основании? — распалялся Амин. Он сдернул с головы фуражку и гневно бросил на стол. — Черт-те что! Партизанщина какая-то у вас!
— Но ведь колхоз лишь возвращает свой долг. Когда мы брали сено у колхозников в прошлую зимнюю стужу, вы тогда не возражали, — спокойно ответила Жамилят.
— Кроме долга вы раздаете в процентах сено всем, кто участвовал в сенозаготовке. Это кто вам разрешил?
— Партия, — все также спокойно ответила Жамилят. — Это делается на основании решения ЦК партии.
— Но в решении сказано, что можно отпускать сено лишь после окончания сенозаготовки и если у колхоза оно останется. Если останется лишнее сено, вам понятно?
— Нет, там не так сказано — смотрите девятый пункт. А если не будет лишнего?
— На нет и суда нет.
— А справедливо ли? Как же им содержать свой личный скот?
— Это не ваша забота. Не смогут содержать — пусть продают.
— Ну, а то, что люди должны есть, чтобы работать, — вы знаете, товарищ Гитчеев? Или это тоже не ваша забота?
— Вам, товарищ председатель, известен принции социалистического хозяйства?
— Не меньше, чем вам, товарищ Гитчеев.
— Мы этого не допустим!
— Кто «мы»? — взорвалась Жамилят. — Это мы не допустим, товарищ секретарь, чтобы вы дискредитировали линию партии.
— Хватит, хватит, — вмешался один из попутчиков Амина. — Мы ведь не на бюро райкома.
— Время позднее, а вашему разговору конца нет, — поддержал другой.
— Хорошо, поедем. — Амин нахлобучил на голову свою зеленую фуражку. — Но мы еще вернемся к этому вопросу, товарищ Тауланова. Обязательно вернемся.
— Счастливого вам пути.
Амин торопливо подхватил под мышку свой пухлый портфель, и все трое вышли из правления. Краем уха Жамилят услышала знакомую фамилию: Бекболатов. С какой стати и по какому поводу произнес ее Амин — этого она не поняла. Может, он думает, будто секретарь обкома ее опекает? Или она согласовывает те или иные вопросы прямо с ним через голову его, Амина? Но ведь она ни разу не обращалась к Бекболатову ни по какому вопросу. Нет, один раз, когда просила достать вертолет для переброски сена... А больше ни разу. Но Амин думает по-другому. Ну и пусть думает...
Ночью Жамилят долго не могла уснуть, беспокоили беспрестанные боли в правом боку, казалось острый нож воткнули в печень; к тому же бил озноб, наверное, перекалилась на солнце.
Встала, вскипятила крепкого чая — думала, что поможет, но лучше не стало, ее трясло и под двумя стегаными одеялами. В голове всплывали мысли и образы прошедшего дня: Алисолтан, произносящий речь, полногрудая, стройная Фердау с вилами в руках. Интересно, о чем она говорила с Ибрахимом?..
Боль в правом боку путала мысли. Она встала, налила в бутылку горячей воды, обмотала полотенцем и приложила к боку, вместо грелки. Снова вспомнился Ибрахим, его лицо, радостная улыбка, когда он говорил, что кукуруза, которую они пересеяли, пошла в рост — и осенью можно ждать неплохой урожай, по сто пятьдесят центнеров зеленой массы с га, не меньше...
Повернувшись на спину — в таком положении боль немного улеглась, долго лежала молча, не двигаясь, перебирая в памяти недавний разговор с Амином. Нет, она от своего не отступится, потому что правда на ее стороне. Что может Амин? Вызовет на бюро райкома? Но и там она себя в обиду не даст, мало того, выложит начистоту все, что думает об этом самом Амине... И колхоз она в обиду не даст. Пока еще робко встают они на ноги. Но встанут! Будет со временем в Большой Поляне и новый клуб. Приобретут автобус, чтобы возить ребятишек в школу из Верхнего аула, да, да, и коллективные поездки в Нальчик, в театр, — это тоже будет. Можно будет закупать ежегодно по сто путевок в санатории или дома отдыха, чтобы люди смогли как следует подлечиться и отдохнуть. И подарки молодоженам — это тоже будет. Нет, не прав Амин и все те, кто думает так же, как он. Забота о людях — это первая заповедь коммуниста, и тогда каждый, чувствуя заботу о себе, о своей семье, будет стараться и работать лучше. Лишь добро множит добро... Посмотрел бы Амин, как колхозники работали на изеу! Ведь на этот раз люди звали, что кое-что получат за свой труд...