Жамилят от неожиданности густо покраснела и замахала руками. Но отовсюду послышались голоса:
— В голове стола!
— Тамада!
— Не обессудьте меня, прошу вас, вы пригласили, и я приехала. Я — гостья, вы — хозяева. Но кто когда-нибудь видел или слышал, чтобы гость был тамадой, чтобы младший сидел во главе стола? Говорят, гость должен быть смирнее овцы.
Она было села на прежнее место, но хозяева настояли на своем, усадили во главе стола.
— Руководи, Жамилят! Ты — тамада. Говори тост!
Жамилят встала. Пятью пальцами снизу взяла ребристый стакан. «Много налито. Выпью ли?.. Снова заболит печень. Немного отопью — и поставлю». Обвела взглядом собравшихся за столом. Все притихли и ждали, что она скажет.
— Что я могу вам сказать? — Задумалась на несколько секунд. — Хотелось бы сказать многое...
— Говори, говори, Жамилят!..
— Чего скрывать, сначала я раскаивалась, что приехала в Большую Поляну. Что я застала здесь? Запущенное хозяйство.
Она говорила, а на память приходили картины недавнего прошлого: разрушенная птицеводческая ферма, Аминат, Аслижан со слезами на глазах, разговор с Али, когда сидели в правлении, — тогда там еще висела картина Айвазовского, — и как она ехала по заснеженной земле в лютую стужу на Куру-кол выручать попавшую в беду отару, там она впервые встретила Керима, который сидит сейчас рядом с ней... «Интересно, чем закончился его разговор со стариками? Сумел он их убедить или нет?..» Вспомнилось, как вскрывали бурты с мерзлой картошкой... Да, тяжело было...
Но говорила она о другом:
— Но жители нашего аула — хорошие люди. Наш народ трудолюбив, терпелив, честен и благороден...
Подумала: «А что бы ты смогла сделать одна, если бы тебя не поддержали люди? Такие, как эти чабаны, которые сейчас сидят перед тобой? Без них ты — ничто».
— Мне и сейчас нелегко, но расстаться с вами было бы значительно трудней.
— Да продлится твоя жизнь на долгие годы! Да будет твоя жизнь радостной!
— Так что мой тост — моему народу!..
Но не поднесла стакан к губам, давая понять, что намерена продолжить свою речь. Передохнув, отвела руку со стаканом в сторону, подыскивая единственно нужные сейчас слова. Ей захотелось сказать им: «Пусть не думают о ней как о каком-то особом человеке, нет, она самая обычная горянка». Но когда так подумала, пришла и другая мысль, что никакие, даже самые незаурядные качества в человеке не могут заставить пойти за ним людей, если сам этот человек не разделил с людьми их помыслы и надежды. А она, Жамилят, с ними, каждым своим нервом. В этом и есть ее сила. Поэтому ей и верят, и горячо откликаются на каждый ее зов. А значит, ей надо действовать еще смелее — не ради своего блага, а ради блага других явилась она в Большую Поляну.
— От кого зависит доброе имя аула? От вас. От меня. Но кто сделает колхоз богатым? Вы! Поэтому мой тост за вас: пусть мир будет уделом жителей нашего аула, пусть не испытывают они ни горестей, ни печали. И в выполнении заданий страны пусть они завоюют славу. Стало быть, за ваше здоровье. Пусть ваша жизнь будет долгой, пусть все хорошее — к нам, все плохое — от нас!
Старики с удовольствием выпили, покряхтели, закусили.
Жамилят завела беседу, говорила нарочито громко, чтобы всем было слышно. Она хвалила стариков, много повидавших на своем веку, и молодежь. Ибо где нет молодых, там нет и стариков, где нет стариков, там нет молодых. А потом заговорила о старых задолженностях колхоза, о том, что в этом году они, вероятно, не выполнят плана по заготовке шерсти. Говорила, бросая исподволь многозначительные взгляды на Керима. Тот все понял и тоже встал со стаканом в руке.
— Жамилят! — Он сперва пристально взглянул на нее, потом обвел взглядом стариков. — Ты говоришь, колхоз не выполнит плана по шерсти. Нам печально это слышать на таком празднике. — На несколько секунд он умолк, чтобы его слова запали каждому из собравшихся. — Вся наша жизнь связана с колхозом. Поэтому и мы не оставим колхоз в нужде. Мы, старики, условились между собой... договорились сдать колхозу часть шерсти от своих личных овец.
— Спасибо, — тихо проговорил Харун, не понимая, в чем дело.
— Ты, может быть, и не знаешь, дочка, — сказал один из двух седобородых, с которыми спорил Керим, — у нас была такая старая традиция: работавшие на стрижке всегда брали шерсть с одной овцы. Мы от этого не станем ни богатыми, ни бедными. Так вот — мы, старики, отказываемся от этой шерсти — пусть пойдет она в пользу нашего колхоза.