Шимауха аж взвился, как ужаленный.
Потом решили создать две бригады. Садовую и огородную. Возглавлять садовую бригаду взялся Бийберт. В октябре из плодопитомника привезли саженцы, посадили на том самом месте, которое так приглянулось Ибрахиму. Жаль, что ему не довелось увидеть, как закладывали сад.
Кто бы ни выступал, она постоянно ловила себя на мысли, что вольно или невольно думает об Ибрахиме. Тщетно высматривала она в зале Харуна, его не было, и это беспокоило Жамилят. Значит, задержался в больнице. А вдруг что случилось?
Ей предстояло выступать первой после перерыва.
В перерыве она наконец увидела Харуна. Тот только пришел, вешал в раздевалке пальто. Лицо сосредоточенное и хмурое. Да, задержался в больнице. Но к Ибрахиму его не пустили, как он ни настаивал, даже ходил к главврачу. Не допустили потому, что в больнице карантин и к больным никого не пускают.
— Он очень плох, Жамилят, — проговорил он тихо.
Она бросилась искать телефон. Ей сказали, можно позвонить из библиотеки, на втором этаже. Дозвонилась и разговаривала с его лечащим врачом. Тот говорил, что Ибрахиму предстоит сгерация, отнюдь не простая, опасная, но другого выхода нет. Придется удалить легкое, каверна на каверне.
— Очень серьезная операция, — снова добавил врач.
— Но ведь такие операции делают! И люди остаются живы.
— Да. И долго живут. И работают.
— Спасибо вам, доктор.
— Не за что.
Она благодарила его за надежду, которую он вселил в нее.
«Ибрахим будет жить. Он должен жить», — думала она, наугад ступая по лестнице.
Она не могла представить себе, что все может случиться иначе.
И что случится это сегодня ночью.
Спустилась на первый этаж и в каком-то странном оцепенении застыла около двери в президиум.
— Жамилят! — Ее возвратил в себя знакомый голос Бекболатова. — Что с вами? Вы в состоянии выступать? — сказал он, взяв ее за руку.
Она молча кивнула: «да».
Ни о чем не расспрашивая, Бекболатов под локоть провел ее в президиум и усадил рядом с собой. Поднял руку. Ей был знаком этот жест — вот так же однажды он поднял руку там, в Большой Поляне, когда она приехала с ним на колхозное собрание... Переиначившее всю ее жизнь.
Зал притих. И ей вдруг почему-то показалось, будто она не в Нальчике, а в Большой Поляне, те же напряженные взгляды, много-много знакомых лиц, притихли, ждут ее слова. И в наступившей тишине прозвучал твердый голос секретаря обкома:
— Продолжаем работу. Слово имеет первая в республике женщина, возглавившая колхоз, председатель колхоза «Светлая жизнь», вы все ее знаете — Жамилят Тауланова!
Он хотел добавить что-то еще, но гром аплодисментов заглушил его голос. И Жамилят почувствовала, как Бекболатов незаметно легонько сжал ей руку. Как и тринадцать лет назад, в партизанском отряде, когда провожал ее на рискованную операцию, — словно напутствуя: «Всяческих успехов тебе, Жамилят!»
Она встала и уверенно пошла к трибуне.