- В НАШЕЙ МИКРОВОЛНОВКЕ?! РОМ, ТЫ…
- Он появляется снова. Снова и снова. И все время пищит. Я не знаю, что с ним делать. Лен, пожалуйста, не уходи от меня, - вырвалось у него. - Я люблю вас, и тебя и Ванечку. Пожа…
- Ром… Мы с тобой тысячу раз обсуждали, что тебе надо сделать. Перестать пить.
- Да я вообще… - он уставился на початую бутылку. - Лен… Ну это правда, я не могу уже.
Он еще некоторое время вслушивался в статическое потрескивание, а потом увидел, что экран потух. Рома не смог бы вспомнить, когда его заряжал. Потом он понял, что не горит подсветка, а вызов все еще активен, и секунды бегут.
- Алло, Лен? Ты меня слышишь? Я сейчас перенаберу…
- Ты должен его кормить, - прохрипел динамик. - Должен!
Рома отбросил от себя телефон, как отвратительное насекомое, а голос мертвой сестренки все еще эхом звенел в ушах.
Он читал ее дневник. Перерыл все странички, (в том числе и те, которые вымазал собственной кровью, пару дней назад) вглядывался во все строчки, в попытках найти ответ, как остановить это безумие. Но нашел только пару своих набросков - стиль не перепутаешь - выполненных легкими штрихами. Тот самый вид-в-зеркале, ванна, наполненная… бугристой массой, и щупальца-отростки, тянущиеся из нее, с присосками, желтые глаза.
И он не помнил, что происходило после того, как пищал тамагочи, прося пищу. Но догадывался.
То самое существо с картины, с дурацким именем.
Сам Рома вспомнил, что в то лето сестренка повадилась ходить в рощу, и его тоже брала с собой, чтоб не наябедничал. Он помнил, как она убила голубя, камнем, и что-то еще помнил, мутное и тягучее, вроде болотного запаха, насквозь пропитавшего их старенький частный дом.
Никто не поверит.
Мысль эта вновь сверлила мозг, жужжала дрелью. Никто не поверит, в то, что случилось, когда он привел эту старуху к себе, чтоб та убедилась, что у него все в порядке и захлопнула свой беззубый рот…
Рот она захлопнула навсегда, а ему никто не поверит.
К жужжанию дрели в голове добавился гул перфоратора: тамагочи должен вырасти, состариться и… что будет дальше?
Он смотрел на стены, покрытые зеленоватыми волосками плесени, вроде водорослей, вдыхал сырой воздух и дрожал.
Иногда ему казалось, что за стенами кто-то есть. Кто-то наблюдал за ним, находясь одновременно повсюду.
Может, сестра и не была сумасшедшей?
***
- Нас, в общем-то, все устраивает, - сказал блондин. Он был даже слишком белый, с пухлым красноватым лицом.
- Но нам еще надо посмотреть ванную, - добавила его жена. Представились они как Коля и Маша.
- Квартирка старая, - добавил блондин, вздыхая, - но нам подойдет такой вариант. Три комнаты, по такой цене… Овчинка стоит выделки, - Рома улыбался ему в ответ, чувствуя, что скоро щеки начнут трещать.
- Вас, видимо, хорошенько залили, - протянула девушка, морща веснушчатый нос. - Сыростью тянет…
- Я бы даже сказал, морской сыростью, - натянуто улыбнулся блондин.
Эти Маша и Коля уже все перерыли, заглянули везде, и Рома больше всего хотел вытолкать этих придурков прочь, таких счастливых, щебечущих о счастье, и о том, что у них мол скоро будет ребенок, и «если мальчик - то Женя, если девочка, то Рита». И так уже в душу как будто наплевали, все грязное белье перетряхнули в квартире, и в прямом и переносном смысле.
Плесень он соскоблил, но она выросла еще гуще, за какой-нибудь час. Пришлось завесить ее коврами, накидкой с дивана, и внимательно следить, чтоб блондин не сунул туда любопытный нос.
Ванную Рома хотел им показывать меньше всего. Потому что… вдруг это только он не может увидеть… ну то, что отражается в зеркале.
Менты и сюда заглядывали, но еще перед этим Рома завесил зеркало полотенцем. Вдруг они тоже могут ЕГО видеть?
- Ой, это тамагочи! - воскликнула Маша. - У меня такой же был в детстве!..
- Ага, - Рома выдавил очередную улыбочку. - Убирал в квартире, и нашел на антресолях. Это моей сестры. Она не давала мне им играть, и вот… вспомнил детство, - Рома улыбнулся еще шире, не обращая внимания на боль в уголках рта. - Он прожорливый, зараза. И требовательный. Как ребенок.
Парочка переглянулась.
- Я прямо тоже вспомнила, как мы маленькие были и плакали из-за этих тамагочиков, - проговорила Маша, и между делом заглянула в ванную. Отдернула занавеску, осмотрела чугунину, пустые полочки, натертые до блеска «Пемолюксом» эмаль и кафель на полу.
Маша и ее блондинистый муженек чересчур уж много переглядывались и шептались за его спиной. Рома не помнил, когда мылся в последний раз, а щеки его заросли щетиной.
- А почему зеркало завешано полотенцем? - промямлил блондин. - Кто-то умер?