В последнее свое возвращение из экспедиции Юрий вел жизнь, очень рассеянную и неровную: то устраивал пиры, созывая новых именитых людей Иверии, и проводил время с ними в играх и развлечениях, то вдруг отменял парады и приемы, никуда не показывался и в одиночестве переживал свое, как он думал, бесчестие и горе. Бурные периоды чередовались с затишьем в жизни царя, доставляя особое беспокойство Астар. Тогда она усиливала свою бдительность, бодрствовала по ночам, опасаясь, что царь внезапно появится во дворце и она не успеет вовремя предупредить царицу.
Астар не подозревала, что в те долгие дни и ночи, когда Юрий изнывал от тоски и не знал, как успокоить свое сердце, единственным утешением для него была беседа с верным дружинником Романом, который, подобно ему, не находил себе места от печали и с ужасом взирал на душевное состояние князя.
Более осведомленный, чем Юрий, о придворных интригах и много наслышавшийся о любви царицы к царевичу Сослану, он не ждал впереди ничего хорошего, будучи уверен, что рано или поздно Юрия свергнут с престола и изгонят вон из Иверии. В ожидании подобной катастрофы Роман и не пытался прочно устраиваться на чужбине, больше интересуясь близлежащими странами, где, по его расчетам, князь мог более спокойно, чем здесь, обосноваться с остатками своей дружины. Роман, беседуя с Юрием, нарочно складывал речи длительные и монотонные, какие, по его мнению, должны были действовать на князя успокоительно, отвлекая его от жгучих дум о царице и возвращая к безвозвратно ушедшим дням юности. При этом Роман каждый раз упорно напоминал Юрию:
— Негоже благоверному русскому князю кланяться со своей любовью иверской царице, памятуя, что честь превыше всего, а любовь, добытая силой, никогда никому не приносила счастья. Всякую вещь украшает мера, и все, что без меры, не ведет к добру. А ты, князь, преступаешь меру, и потому любовь твоя приносит тебе одно горе.
Юрий снисходительно выслушивал Романа, стараясь в беседе с ним скоротать время, но с доводами его не соглашался и таил в себе иные думы, не решаясь высказывать их вслух, чтобы не омрачать печалью чистое и простое сердце Романа. После тихой нравоучительной беседы Юрий еще сильнее разгорался неукротимыми желаниями и не видел для себя иного спасения, кроме свидания с царицей, которая одна могла прекратить его тяжкие муки.
Однажды он позвал к себе Гузана, возведенного им в сан полководца, бывшего с ним в походах и глубоко ему преданного. Юрий решил обратиться к нему за помощью и поделился с ним своими планами.
— Можешь ли указать мне вход во дворец Исани, который не был бы никому известен и не охранялся бы стражей?
Молодой и предприимчивый Гузан ненавидел Сослана, был горячо привязан к Юрию и всячески стремился содействовать его сближению с Тамарой.
— Если такой вход не существует, — не задумываясь, ответил он, — то его можно сделать. Кто из привратников или стражи посмеет поднять оружие против царя, если он захочет открытым или потайным ходом пройти к царице? Скажи слово, и все двери раскроются пред тобою!
Смелые, почти дерзкие слова Гузана вернули былую самоуверенность Юрию и зажгли в нем надежду, что печальная жизнь его кончится, как только он увидится с Тамарой. Преодолев свою застенчивость, Юрий признался Гузану, что ему необходимо видеть царицу, но так, чтобы никого не было при этом свидании.
— Тебе известно, — прибавил он, — что царица никогда не бывает одна. Ее прислужница Астар безотлучно находится при ней и при всяком случае готова поднять тревогу. Я хотел бы, чтобы в ту ночь, когда я буду у царицы, ее не было во дворце и никто не помешал бы нашей беседе. Если бы ты нашел способ удалить Астар или дать ей снотворного, чтобы она не проснулась до утра, ты оказал бы мне неоценимую услугу!