— Бог будет судить царя, — изрек патриарх лаконично и уклончиво, — тебе же, как дщери церкви, подобает терпеть и вразумлять его кротостью и любовью.
В другое время Тамара не вступила бы в спор с патриархом, но в такой решительный момент она менее всего была расположена внимать призывам к кротости и терпению.
— Святой отец, в свое время Вы отказались вразумлять кротостью и любовью царевича Сослана и хотели предать его церковному проклятию. Почему же теперь, когда вся страна потрясается соблазнами, Вы молчите и не грозите клеветникам церковным проклятием? Где Ваш духовный меч? Почему он не карает преступников?
Тамара ожидала, что ее слова вызовут гневный отпор патриарха, но он молчал, так как сам двоился в мыслях и не знал, что ему делать. Он никак не мог решить: то ли ему поддерживать царя и восстать против его клеветников, то ли ополчиться против Юрия и, не доискиваясь истины в этом деле, воспользоваться общим возмущением, расторгнуть его брак с царицей. Упоминание о царевиче Сослане подействовало на него угнетающе, и он ответил с угрюмой покорностью:
— У каждого из нас есть своя вина перед богом. Если царевич привезет древо креста, все его прегрешения простятся. Мы встретим его с подобающими почестями, ибо он возвеличит наше отечество и прославит его в веках. — Он укоризненно взглянул на царицу. — Немалая доля вины за поведение царя на твоей совести, ибо ты преступила законы церкви, отказавшись разделить с ним брачное ложе.
— Да не вменит мне бог этого греха! — быстро ответила царица. — Прошу Вас, святой отец, развязать узы, которые и мне, и ему стали в тягость, и положить конец соблазнам и нареканиям в столице.
— Я должен расследовать это дело, — не согласился Микель, — богу известно, насколько виновен царь, так ли велико его растление, как кругом говорят. Но помни, если царь принесет покаяние, тебе надлежит выполнить свой долг перед ним и даровать ему прощение.
— Царь не имеет нужды в нашем прощении, так как Вы сами сказали, что его будет судить бог. Но если Вы отказываетесь расторгнуть наш брак, — решительно заявила Тамара, — то я обращусь за помощью к греческому патриарху и у него попрошу развода.
Обращение царицы к греческому патриарху в таком щекотливом деле не могло доставить удовольствия Микелю. Вмешательство греков в церковные дела Иверии привело бы к умалению его престижа как патриарха и разнесло бы повсюду весть о его разногласиях с царицей. А эти разногласия при наличии общего недовольства и потере сторонников грозили окончательно лишить его влияния и навсегда отстранить от государственных дел. Он крепко задумался, видя необходимость уступить царице, затем встал и поднял руку.
— В писании сказано, — прежним властным тоном произнес он: — «Кого бог сочетал, того человек да не разлучает». Но там, где не было сочетания, там возможно и разлучение. Бесчадие грозит отечеству нашему неисчислимыми бедами и потрясениями. Да сохранит тебя бог от этого наказания! Властью, данной мне свыше, ты получишь свободу, и брак твой будет расторгнут!
Он благословил царицу и тотчас же удалился. Микель торопился скорей повидаться с Абуласаном, оповестить его о всем случившемся и совместно обсудить с ним такие важные дела: куда удалить Юрия, как встретить царевича Сослана и кого наметить в будущие цари Иверии?
Между тем Юрий совсем не подозревал, что при дворе назревают важные события и что судьба его уже решена царицей. Он был крайне удивлен, когда к нему явился Захария Мхаргрдзели, которого он уже давно не видел, с опечаленным и расстроенным лицом.
— Что ты принес мне, Захария? — тревожно спросил Юрий, взирая на него с тоской, так как давно перестал ждать хорошего, — какую добрую весть я услышу от тебя?
— Хотел бы я обрадовать Вас, царь, добрыми вестями, — вздохнул Захария, — но добрые вести идут мимо Вас, а плохие, как тень, следуют за Вами. Видно, кому что суждено от рождения, то и идет за ним до самой смерти.
— Привык я ко всему плохому, и душа моя как бы окаменела от несчастья. Скажи мне, видел ли ты царицу? Что она тебе поведала?
— По повелению царицы я и явился к Вам. Душа ее объята скорбью. Превыше всего она ставит тишину и мир в стране, а теперь нет ни одного дома, где было бы спокойствие. Как в улье не может быть двух маток, так и в государстве не могут править два царя, раздельно друг от друга.
— Не моя вина в этом, — быстро ответил Юрий.
Приход Захария вообще не предвещал ему ничего доброго, а его слова заключали в себе ясный намек на то, что царица больше не хотела терпеть двоевластия в стране и послала к нему своего главнокомандующего, чтобы приготовить его к новому серьезному испытанию. А это испытание, по мнению Юрия, могло относиться только к его пребыванию в Иверии, к отношениям, установившимся между ним и царицей. Сердце у него замерло, почти перестало биться, и он тяжело вздохнул.