— Взяла ты мою душу! Делай со мной все, что хочешь, — почти в изнеможении прошептал Юрий. — Моя жизнь и моя душа в твоей власти навеки…
Он поцеловал край ее одежды, и когда поднялся, возле него уже стоял Мхаргрдзели, давая понять ему, что свидание кончилось. Они вышли, а Тамара осталась одна и долго прислушивалась к мерным звукам удалявшихся шагов.
ГЛАВА IV
Тимофей больше, чем его повелитель, был озабочен предстоящим турниром в Акре, так как ему приходилось выполнять непривычную для него роль оруженосца и следить за боевыми доспехами господина.
Сослан предпочитал лучше иметь дело со своим слугой, чем с иноземным, и хотя Тимофей был неопытен в этом деле, но зато он проявлял такое рвение и смекалку, что мог превзойти любого служителя западных рыцарей.
Как-то, вернувшись из мастерской, куда он носил запаять железный нагрудник для лошади, Тимофей неожиданно заявил Сослану:
— Слышно, что султан прибудет на ристалище и говорят, будто сам черт выйдет сражаться с ним. На чьей стороне окажется победа, тому достанется крест господень!
Слова Тимофея пробудили живейший интерес Сослана. И хотя он понимал, что Саладин никогда бы не согласился принять подобные условия для своего участия в турнире, тем не менее он сильно разгорячился, представив на одно мгновение, что победа может принести ему такую драгоценную награду.
— Кого ты разумеешь под чертом? — спросил он, уже любопытствуя знать о всех слухах и боясь допустить оплошность, могущую повлиять на тот или иной исход турнира.
— Того самого, кого здесь больше всего боятся: Ричарда Английского, — объяснил Тимофей. — Говорят, по силе и ловкости с ним не может сравниться ни один человек, а что касается его свирепства, то он не уступит самому дьяволу, оттого все и называют его чертом. Слышно, что французский король боится и завидует ему и потому, не рассчитывая на свои силы, подбирает себе самых сильных витязей, которые могли бы за него сражаться.
Сослан впервые в словах простеца Тимофея нашел разрешение мучившей его последнее время загадки: почему Филипп обратил на него внимание, снарядил для его выкупа посольство к Саладину, неусыпно следил за ним и избрал его своим ратоборцем на турнире, тем самым поставив неизвестного иверийца выше всех франкских рыцарей? Сослан как воин и как витязь горел желанием встретиться со знаменитым английским королем и померяться с ним силой на турнире, хотя и понимал, что трудно будет добиться над ним победы. Между тем Сослан не допускал даже мысли о своем поражении, так как оно несло ему потерю чести и славы не только у крестоносцев, но, что было важнее всего, снизило бы его во мнении самого Саладина. Единственным развлечением были для него посещения Невиля, который являлся к нему вместе со щитоносцами и оруженосцами короля, из коих Сослан должен был выбрать себе наиболее искусных и проворных и приучить их к своей манере обращаться с оружием. Было очевидно, что король рассматривал его успех как свой собственный и принимал все меры к обеспечению победы. Образцы самых разнообразных доспехов и вооружения — латы, шлемы, щиты, кольчуги, палицы, секиры, мечи, копья — заполняли помещение, в котором жил Сослан, так как он должен был тщательно готовиться на случай ожесточенных боев и непрерывных схваток с противником. Эти приготовления отвлекли внимание Сослана от неотвязных и тоскливых мыслей о Гагели. На некоторое время он забыл и о франкских рыцарях, поглощенный одной только жаждой славы и победы. Он даже удивился, когда явился Невиль и объявил ему, что на завтра назначен турнир и что рано утром он должен прибыть на ристалище. После тревожной ночи Сослан с Тимофеем и двумя королевскими оруженосцами отправились на Акрскую равнину, служившую еще недавно поприщем кровопролитных боев, где должны были теперь встретиться храбрейшие витязи Запада и Востока.
Равнина предстала перед изумленным взором Сослана совсем в ином виде, чем он привык ее видеть. Стан крестоносцев, где они жили с Гагели, был превращен теперь в грандиозную арену с многочисленными галереями для зрителей. Вместо шатров и древесных насаждений расстилалось огромное пустое пространство, где рыцари могли на свободе отдаться состязаниям, не ограничиваясь ни местом, ни временем, и в полной мере насладиться продолжительной борьбой с сильнейшими и упорнейшими из противников.
Сослан выехал на отличном коне, который тоже, как и он, был в полном боевом вооружении, с железным нагрудником спереди и щитом позади для охранения хребта и груди лошади. Стальная секира была привешена к луке седла, на шее Сослана висел щит, чтобы: руки могли свободно действовать и управлять конем и копьем; на щите было изображение Георгия Победоносца, попирающего дракона, взятого из герба Иверии; на правом боку висел длинный меч с крестообразной рукояткой, в руке он держал длинное копье, сверкавшее на солнце. На широкой равнине собралось множество рыцарей, желающих принять участие в турнире, и среди них Сослан быстро различил мусульманских воинов с дротиками, в разноцветных одеяниях, с любопытством и волнением взиравших на блестящее собрание витязей и с нетерпением ожидавших начала состязания. Арабские скакуны, которых Сослан хорошо запомнил после битвы под Акрой, были столь резвы и прытки, что сарацины едва сдерживали их. Проезжая сквозь ряды рыцарей, Давид не нашел пока ни одного знакомого лица, которое могло ободрить его любезным приветствием, Он преднамеренно ехал с закрытым забралом, не желая обнаружить ни своего звания, ни имени, а — выступать как рыцарь стальной брони, так как весь был закован в стальной панцирь, с богатой дамасской насечкой.