Выйдя из дворца вместе с Мелхиседеком, Сослан остановился в саду, не веря тому, что испытания его кончились и он может спокойно возвращаться на родину.
Спускались сумерки. В саду разносился тончайший аромат роз; покрытые туманом синели Ливанские горы, в вечернем сумраке тонули очертания древнего города.
— Сколько побоищ, опустошений пронеслось над этой страной, — подумал Сослан. — Сколько крови пролилось в прошлом и сколько ее еще прольется в будущем! — Затем он подумал о Саладине, и сердце его сжалось тоской. Но он не подозревал тогда, что по прошествии менее чем одного года в тех местах, где он стоял, воздвигнется могила великого султана, грозного врага крестоносцев.
Окинув прощальным взглядом дворец, Сослан бодро устремился вперед, поощряемый радостными и призывными возгласами Мелхиседека.
ГЛАВА V
В том же самом помещении, где два года назад происходило бурное собрание, посвященное возведению русского князя на царство, вновь собрались именитейшие и знатнейшие люди Иверии, явившиеся сюда по особому тайному приглашению патриарха Микеля и Абуласана. Собор представлял собою волнующееся море людей духовного и светского звания, изъявляющих царице свою преданность и любовь и горячо обсуждавших поведение царя, о котором шла дурная слава далеко за пределами столицы.
Когда собрание было уже в полном сборе и Абуласан увидел, что оно состоит преимущественно из доверенных лиц и нечего опасаться раздоров и предательства, он, по согласию с Микелем, распорядился послать за царем и сказать, что его требует к себе царица.
Вслед за этим появилась Тамара, окруженная министрами, главнокомандующим Мхаргрдзели, старыми вельможами и князьями и чинно следовавшей рядом с ней Русудан, с важностью принимавшей шумные и горячие приветствия от многочисленных представителей духовенства и светской знати. За все свое царствование Тамара ни разу не выступала в полном согласии с Микелем и его приверженцами и не пользовалась такой мощной и единодушной поддержкой со стороны войска и сановников, как на этом собрании, когда решался вопрос о расторжении ее брака с Юрием.
Она вошла в темной пурпурной мантии, подбитой горностаем с диадемой, украшенной драгоценными каменьями и изящной вуалью, спускавшейся вниз по плечам, скромная и в то же время величественная, напоминая всем, что перед ними царица, перед которой виноваты многие из ее подданных.
Все присутствующие удивились, как за эти годы изменилась царица, как строго и печально стало ее лицо, какая глубокая дума залегла в ее чертах, сменив привычное выражение кротости и приветливости выражением непреклонной твердости и суровости.
Она воссела на трон уже не как юная, приятная всем, послушная царевна, прельщавшая своей красотой и нежностью, а как могущественная царица, знающая силу своей державной власти и готовая дать отпор всем строптивым и непокорным, кто смел бы покуситься на ее трон и царство. Тихо повернула она голову к собранию, как бы отвечая поклоном на приветствия подданных, но все заметили, как сдвинулись ее брови и выражение недовольства сверкнуло в ее выразительных глазах. Даже Микелю стало не по себе от этого взгляда, он в замешательстве отвернулся, испытывая страх перед неизвестным будущим, перед внезапно выросшей силой и властью царицы. Непостижима была для всех происшедшая перемена в Тамаре, но еще загадочней казалось поведение Микеля, который совсем недавно с таким упорством принуждал царицу выйти замуж за русского князя, а теперь созвал собор, чтобы свергнуть его с престола и приговорить к изгнанию.
Абуласан, два года назад торжественно извещавший собор о сыне русского государя Андрея, «царя 300 царей», называя его достойным претендентом на трон Иверии, теперь с большой робостью и тревогой оповестил собравшихся, что великое горе переживает царица и вынуждена из-за распутства мужа расторгнуть с ним брачные узы.
— Страшно подумать, что отечество наше осталось без наследника, и впереди нас ожидают смуты и крамолы, а царскому роду грозит прекращение. Царь не оправдал наших надежд, одна царица может исправить нашу ошибку и вызволить нас из беды.
Абуласан еще не кончил свою речь о царе, но в зале уже раздались недовольные возгласы и стало шумно, как бывает всегда при решении спорного вопроса, когда мнения расходятся. Но присутствие царицы мгновенно успокоило недовольных. Наступила тишина, и в это время вошел Юрий. Он был одет в богатую царскую одежду, опоясан золотым поясом и держал в руке золотой жезл, осыпанный алмазами и драгоценными каменьями. Хотя он был очень бледен, с выражением крайнего изнеможения на лице, тем не менее держался очень спокойно и гордо и, не кланяясь никому, прошел прямо к царице, заняв место рядом с нею. Глаза всех присутствующих были устремлены на царственную пару, точно они восседали на своих тронах не для печальной церемонии развода, а возглавляли торжественное пиршество, сулившее приглашенным большие и разнообразные удовольствия. Никто не мог оторваться взглядом от Юрия, настолько он был привлекателен в царском наряде и настолько страдание одухотворяло и делало прекрасным его лицо.