Сослан сидел на уступе скалы, кругом было тихо и безмолвно. Он ждал Мелхиседека, который должен был сопровождать его к царице. Тишина изредка нарушалась доносившимся издалека блеянием овец, затем надолго все смолкало. Давид пристально смотрел вниз, пытаясь разглядеть лепившиеся по склонам гор небольшие сакли с виноградниками, разбросанные мелкие селения, где протекала мирная жизнь поселян. Сослану показалось, что спокойней и приятней этой жизни нет ничего на свете. Мирный труд земледельца, стадо овец с чабанами, горы с их величественной, поражающей красотой, где всегда можно было укрыться от любого обидчика и притеснителя — представлялись ему теперь верхом земного благополучия, где человек был надежно защищен от любых неожиданностей.
Но мысли Сослана были вдруг прерваны пронзительным визгом, который, не успев стихнуть, был подхвачен многоголосыми криками, свистом и далеко разносившимся по горам Детским жалобным плачем. Сослан вскочил и схватился за меч, чтобы поспешить на помощь пострадавшим, но в это время заметил человека, бежавшего с быстротою и ловкостью тура, видимо, желая спастись в горах от преследования.
Увидев могучую фигуру Сослана, он сильно испугался, начал метаться по сторонам, а потом, решив идти навстречу опасности, быстро стал взбираться по круче прямо к тому месту, где находился Сослан. Беглец поднялся, пот лил по его лицу, на рваной одежде были видны следы крови, он весь был мокрый, покрытый не то пылью, не то грязью. Лицо выражало крайнюю изнуренность и отчаяние; впалые щеки, иссохшиеся от жажды губы придавали ему вид полумертвого человека, светились одни только глаза. Он бросил шапку и в полном изнеможении повалился на землю. Давид быстро налил в кружку вина и наклонился к нему.
— На, выпей, — участливо произнес он, — подкрепись!
Беглец приподнялся, с жадностью выпил вино и сразу оживился.
— Спасибо, добрый воин! — с трудом произнес он и сел у ног Сослана.
— Что это были за крики? — спросил Давид, проникаясь участием к незнакомому пришельцу. — Кто кого обидел?
— И не спрашивай, добрый воин. Опомниться не могу от страха. Что было… Гляди! — крикнул он, показывая рукой на пламеневшие в лучах солнца, холмы и горные ущелья, где мелькали черные точки бегущих людей, которые рассыпались далеко по окрестности и оглашали воздух громкими воплями.
— Почему они бегут, — воскликнул Сослан, и у него опять возникло желание схватиться за меч. — Скажи мне, что случилось? Как помочь людям?
— Уму непостижимо, какое страшное дело случилось. Камня на камне не осталось. Был дом, была семья, а теперь ни дома, ни семьи.
Наступило молчание. Сослан ждал, пока бедняк успокоится, и не торопил его с расспросами. Наконец беглец пришел в себя и, медленно припоминая, как все произошло, запинаясь, начал рассказывать:
— Видишь, как было дело. Поутру князь с гончим псом проезжал через нашу деревню на охоту. Навстречу им попался кот, пушистый, как лисица. Завидел его пес, рванулся, поднял его, сдавил и кот подох. Мальчишка из пращи бросил камень, да так ловко, что пес упал с пробитой головой. Князь взревел, затрубил в охотничий рог, собрал свой отряд, и началась расправа. Народ кричит: «Караул!», «На помощь!», «Бьют!». По всем селениям разнеслась тревога. Бежит народ, кто с вилами, кто с дубиной, кто с ножом. Князь от злобы разум потерял; послал отряд, за ним другой. Пощады не велел никому давать. Народ кричит: «Убийца, душегуб!» Началась резня. Рубили, резали, громили, а князь все больше в ярость приходил. Велел сжечь наше селение и всех выселить до одного. Поднялся такой плач, что страшно было слушать. Кто что мог, схватил и бросился бежать в горы. В один час стали голыми и нищими.
— Скажи мне, — воскликнул Сослан, — кто посмел совершить такое злодеяние?
— Добрый воин! Не осмелюсь даже назвать его имени. Все равно не справится с ним никто. А нас он может погубить!
Несчастный молчал, по лицу его текли слезы. Испытание, выпавшее на долю его деревни, казалось ему страшным и жестоким. Но Сослан во что бы то ни стало хотел узнать имя злодея.
— Скажи! — повторил он. — Не бойся! Насильник будет наказан.
Но беглец молчал, не веря уже ни во что хорошее, боясь излишней болтливостью накликать на себя и на поселян большее несчастье. В этих горах одинокий витязь казался ему таким же обездоленным и слабым, как и он сам, и от него нечего было ждать помощи в таком трудном деле.
— Я расскажу царице, — продолжал Сослан, — она накажет обидчика.
— Какое царице до нас дело? — с горечью возразил поселянин. — Разве князья слабее царей! В своих поместьях они что хотят, то и делают. Мы — их рабы, и жизнь наша в их руках. Никогда они не слушаются и не будут слушаться.