Тамара не спала всю ночь, волнуясь за судьбу Юрия, и на рассвете покинула Гори, решив объехать места, где проходил Юрий, и заодно поклониться древним святыням в благодарность за одержанную победу. Прежде всего она побывала в Гелатском монастыре, где был похоронен ее великий прадед Давид Строитель, затем посетила монастыри и крепости: Хахули, Опизы, Питарети, всюду ее встречали с любовью как великую и мудрую правительницу.
Несмотря на все эти почести, Тамара не хотела возвращаться в столицу как победительница. В душе ее осталась неизгладимая печаль от последнего свидания с Юрием.
Его слова, что он «предпочел бы остаться у нее пленником, чем жить на свободе у константинопольского императора», запечатлелись у нее в памяти. Теперь, когда Юрий отошел от нее навсегда, он вдруг заполнил собою все ее мысли, и она думала о нем, стараясь решить вопрос — послушался ли он ее и скрылся на Афоне или его повлекло опять в Константинополь, к коварному Мурзуфлу?
Ответ на эти вопросы она могла получить только в будущем, а будущее пока было от нее скрыто.
Тамара посетила тот храм, на вершине горы, который начал строить Юрий по образцу Владимирского и который своим величием и красотой превосходил все храмы, воздвигнутые как Тамарою, так и ее предками. Этот недостроенный храм так живо напомнил ей о Юрие, что она с большой грустью осмотрела его, не зная, заканчивать постройку или предать ее забвению.
Она нашла большое утешение, посетив любимую Вардзию, где сооружался великолепный пещерный дворец в скале. Она ознакомилась также с состоянием управления во всех частях царства, уделяя особенное внимание сооружению неприступных замков и крепостей, которые должны были украшать и укреплять Иверию.
Во время пребывания в Опизах Тамара вызвала к себе Бека, чтобы переговорить с ним об украшении иконы Богоматери в Сионском соборе, затем она хотела узнать, в каком положении находятся крестьяне, пожертвованные монастырям некоторыми из ее сторонников-феодалов.
Настоятель монастыря обстоятельно доложил ей, что поселяне сдают им воск и мед, их больше не беспокоят никакими поборами; кто же особенно нуждается, тех обеспечивают пропитанием, за что они исполняют хозяйственные службы в монастыре.
Затем Тамара обратилась к Бека с вопросом:
— Скажи мне, нашел ли у вас приют беглец из поместья князя Сурамели? По моему распоряжению он должен был отправиться к вам.
Бека от волнения долго не мог ничего произнести и виновато молчал.
— С ним случилось что-нибудь плохое? — спросила Тамара. — Не скрывай ничего. Говори всю правду! Мне важно знать, послушался ли Сурамели моего указа или распорядился по-своему?
Бека низко поклонился ей, не зная, что сказать царице. Помолчав еще немного, он тихо, нерешительно начал:
— Не знаю, как поведать, о преславная царица, об этом непостижимом и странном деле, которому у нас все дивятся. Не знаем, что дальше будет и что приключится с Вартаном, плохое или хорошее.
— Говори, что случилось? — приказала Тамара, и лицо у нее стало такое строгое, что Бека стало страшно.
— Милостивица Вы наша! — пролепетал он. — Не гневайтесь, что слов не найду для рассказа. Пришел к нам на послушание Вартан, привел мальчишку, стал работать в пекарне, обжился, думал, что сделается монархом, и вдруг нагрянул князь. Боялись, что он убьет Вартана и нам достанется. А вышло иначе. Князь обошелся мягко, при нас объяснялся с ним.
— «О твоей душе, — говорит, — царица заботится. Покаялся ты или нет?» Вартан испугался и еле дыша ответил: — «Покаялся». «Ну вот, что, — говорит князь, — ты перед богом покаялся, а теперь будешь каяться передо мной. Я тебе тоже дам послушание. И не бегай, чтобы другие с тебя пример не брали, а у царицы заботы не было о спасении твоей души!» — И увез его с собой. Прошло немного времени, и однажды к вечеру явился Вартан. Не узнали мы его, так изменился. Спрашиваем: — «Свободный или беглый?» А он тихо отвечает: — «Помолитесь за меня. Берегите сынишку! Ухожу в горы. Навечно!» Ну мы его накормили, напоили, и он рассказал нам, что с ним было: — «Привез меня князь в усадьбу и говорит мне: — «У нас грех начался с того, что убили моего любимого пса, так за это и работай на псарне. Ухаживай за собаками. Вот тебе мое послушание!» И начал я жить на псарне, кроме псов, ничего не видел. И вот третьего дня князь поехал на охоту и взял меня с собой. Как взглянул я на горы, на родные места — обмер. А он нарочно проехал мимо нашего селения и говорит: — «Видишь, люди живут, как люди, работают и царице не жалуются, а ты взбаламутил весь свет. Казнить тебя мало!» Не знаю, что со мною стало. Загорелось в душе. Вся робость прошла. Кинулся ему в ноги и говорю: — «Казни меня, князь! Казни или на волю отпусти! Не могу жить с псами! Заколю себя, а с собаками жить не останусь!» Усмехнулся князь и говорит: — «Вон что ты надумал! Хорошо! Вернемся, поговорим!» Всю охоту был я сам не свой и думал только об одном: бежать надо! Как гляну на горы — займется сердце тоскою, умереть легче, чем так жить! Вернулись; князь позвал меня к себе, долго ходил по комнате, молчал и все думал. А потом подошел к столу, написал бумагу и сказал так отчетливо, что в голове точно выбил слова: — «Вот тебе отпускная. На год. Где хочешь живи. Через год вернешься!» Махнул рукой и пошел. Больше не сказал ни слова. А я бегом к вам, боялся, что гонится за мной князь. Ну, думаю, нет мне жизни на земле. Он всюду меня найдет. А там, в горах, между небом и землей ничья человеческая злоба меня не коснется! Отпустите меня, любимые братья!» Подумали мы, подумали: в, любое время князь по своему памятозлобию может снова явиться за ним. И мы его отпустили. Пусть несчастный найдет покой своей душе!