День клонился к вечеру, и после томительного зноя наступила, наконец, желанная прохлада. Особенно страдали от жары ремесленники, прикованные к душным мастерским с утра до вечера. Башмачник Вальден успел уже навестить Арчила и полюбоваться на его клинки. Спрос на оружие возрастал непрерывно, и к тому же воинственные рыцари, побывав в Сирии и Аравии, стремились перещеголять друг друга богатой отделкой своих боевых доспехов.
Вальден знал, что у Арчила свой особый секрет изготовления булатных клинков, нисколько не уступавших по блеску и крепости дамасским, поэтому всегда с интересом следил за его работой. Помимо этого, Арчил славился красивой и прочной выделкой оружия, филигранными украшениями, бывшими тогда в большой моде на всем Востоке, и его изделия украшали дома многих знатных иверцев и служили крепкой защитой рыцарям в боевых походах и битвах с персами и арабами.
Вальден от природы любознательный и переимчивый, не прочь был поучиться у Арчила его ремеслу, так как спрос на оружие никогда не прекращался. Но он заметил, что Арчил последнее время занимался необычным делом: вместо клинков ковал кольца для кольчуг, не разгибая спины, сидел в мастерской, не отлучался ни на минуту, сделался неразговорчивым, невеселым, ссылался на работу и все о чем-то думал. В этот день, зайдя к нему под вечер, Вальден решил вызвать его на разговор и допытаться, расспросить о такой перемене в нем.
— Больно хороша кольчуга! — начал Вальден, рассматривая ее со всех сторон. — Такой я еще нигде не видел!
Арчил любил свои изделия, и похвала Вальдена была ему приятна. Он прилагал большие усилия, чтобы сделать кольчугу крепче и неуязвимей для ударов и в то же время как можно тоньше и легче, чтобы она была гибкая, прилегала к телу и не давила своей тяжестью. Для красоты же он прибавлял серебряные и золоченые кольца, а остальные перевивал серебром, отчего кольчуга отливала матовым блеском и издали казалась скорей нарядным одеянием, чем воинским доспехом.
— Для кого ты ее делаешь? Скажи! — настойчиво пристал к нему Вальден. — Зачем скрываешь? Такая кольчуга под стать самому царю или знаменитому витязю.
Арчил молчал.
Молчание Арчила удивило Вальдена, и он перевел разговор на другое.
— Был я сегодня на базаре. Много слышал жалоб от крестьян. Не жизнь, а слезы! Земли столько, сколько блоха напрыгает, одни горы да ущелья, а князья задушили поборами. Каждый волосок на голове считают, каждый листок винограда исчисляют. Давай им жита, лошадей, овец, птиц, рыбы всякой, вина, налоги и подати, а жаловаться некому. На князей суда нет.
— Зато нам, ремесленникам, жить легче стало, — отозвался Арчил.
— Царица все делает напротив. Князья жмут, а она льготы дает. Простых людей вперед продвигает. Оттого князей ненавидят, а за нее богу молятся. Слыхал, что в Константинополе делается?
— Не слыхал. Некогда мне слухами заниматься.
— Некогда! — Усмехнулся Вальден. — Там бунты за бунтами. Цари сменяются чуть ли не каждый день. Перерезались все. Как бы и до нас не дошло.
— До нас далеко. У каждого народа своя жизнь.
— Говорят, будто царицу замуж выдают за русского князя. Новый царь будет.
Арчил оторвался от работы и посмотрел на Вальдена.
— Зря много болтаешь.
— А ты слыхал?
— Мало ли что слыхал, всего не переслушаешь, — уклонился Арчил от прямого ответа.
— Говорят, с гор спустился какой-то необыкновенный всадник: не то князь, не то рыцарь. Полагают, что прибыл к нам по большому делу.
— Всадник? — повторил Арчил и сразу вспомнил про свою ночную встречу, про рыцаря со шрамом, хотел расспросить Вальдена, но вдруг увидел, что к мастерской подъехал на муле человек в темном полукафтане, похожий на монаха.
— К тебе гость приехал. Наверно, из монастыря, — сказал Вальден, простился и вышел.
Между тем прибывший быстро соскочил с мула, привязал его к дереву и уверенно направился к мастерской. Было видно, что он хорошо знаком с местностью, знает все привычки и образ жизни Арчила.
Когда гость появился у входа, Арчил узнал в нем своего старого друга, мастера Бека, который жил в Опизском монастыре и получил широкую известность своей чеканной работой золотых и серебряных риз для окладов на иконы и церковные книги. Арчил изредка навещал его, особенно когда нужно было отдать ему для украшения рукоятки сабель и мечей именитейших вельмож Иверии, но в последнее время они оба были обременены работой и давно не виделись. Неожиданное появление друга тем более удивило Арчила, что Бека редко покидал Опизы, выполняя бесчисленные заказы для церквей и монастырей. Он настолько прославился своей чеканкой, что все почитали за особую честь оковать икону и Евангелие рукой мастера Бека. Наиболее знаменитые оклады того времени имели короткую, но очень памятную для всех надпись: «Окован рукою Бека из Опизы».