— О мирных намерениях вашей царицы известно далеко за пределами вашего царства, — согласился Исаак, которого мало интересовали завоевательные стремления Тамары, так как иверские цари никогда не воевали с Византией. — Но скажи мне, — сказал он, — правда ли, что царица установила мир с султаном Дамаска Саладином?
— Царица всегда готова оказывать помощь своим единоверцам, но она не принимает участия в крестовых походах, полагая, что не мечом истребляются заблуждения и нельзя утверждать веру среди угроз и неистовых бедствий войны, — спокойно ответил Сослан. — Она посылает нас к Саладину, дабы закончить переговоры с ним и установить мир и дружбу между Иверией и Дамаском.
Исаак, как заметил Гагели, быстро переглянулся с Лазарисом, затем перевел взгляд на Мурзуфла и тотчас же прекратил беседу с Сосланом. Видимо, он чего-то испугался и впал в состояние раздумья и нерешительности, и, может быть, эта нерешительность избавила бы Сослана от многих неприятностей, если бы Мурзуфл вдруг круто не переменил тему разговора.
— Правду ли говорят у нас, что покойный Андроник являлся родственником вашей царицы, — задал он коварный вопрос Сослану, — и что отродье его, внуки, скрывшиеся во время мятежа, воспитываются при дворе вашей царицы?
Этот вопрос таил в себе большое ехидство и сильно обеспокоил Сослана. Гагели побледнел и едва сохранил присутствие духа, видя, как Исаак возгорелся яростью от слов Мурзуфла, приподнялся на троне и, не сдерживаясь, воскликнул:
— Исчадие ада должно быть уничтожено! Мне была ниспослана помощь свыше низвергнуть с престола такого дьявола, каким был страшный и ненавистный всем Андроник! Об этом и хотелось мне поговорить с тобою!
Давид Сослан вспыхнул, затем краска на его лице сменилась бледностью. Он сразу понял, как и Гагели, почему Исаак вдруг принял так близко к сердцу его приезд в Константинополь и добивался с ним свидания. Теперь для Сослана было ясно, что Исаак трепетал перед молодыми Комненами, которые по достижении совершеннолетия могли предъявить свои права на византийский престол и, поддержанные иверской царицей, легко бы достигли своей цели. Одержимый страхом и злобой даже к тени погибшего Андроника, желая истребить память о нем, Исаак, подстрекаемый коварным Мурзуфлом, мог не выпустить Сослана из Константинополя. Быстро взвесив в уме все эти обстоятельства, Сослан, соблюдая осторожность, медленно произнес:
— Наша царица, как известно всему миру, славится своим милосердием. Единственно по своему человеколюбию и снисхождению она приютила несчастных сирот, воспитывая их, как верных чад церкви, в духе покорности Вашему величеству. Так что исчадие недостойного отца может явиться Вашим достойным верноподданным.
— Исчадие сатаны не будет моим верноподданным! — в ярости воскликнул Исаак. — Ибо от злого семени не порождается добро — только соблазн и смущение для народа!
— Вы забыли, государь, что внуки Андроника еще слишком малы, чтобы служить для кого-либо соблазном и смущением, — с достоинством ответил Сослан, — ведь хорошо известно: то, чему человек научен в детстве, он сохраняет до самого преклонного возраста, и нрав, утвержденный в нем хорошим воспитанием, ограждает его от пороков. Царица прилагает все усилия, чтобы потомки Андроника выросли в добродетели и стали полезными для своего отечества.
Исаак опять как бы заколебался от слов Сослана, дышавших твердостью и искренностью, но Мурзуфл тотчас рассеял его сомнения ядовитым замечанием.
— До нас дошли слухи, что в вашей стране также обитает сын Андроника от нечестивой и развратной Феодоры и вовсе не в таком нежном возрасте, чтобы не поддаться злым внушениям. Насколько нам известно, его намечали в женихи вашей царице, дабы упрочить за ней право на византийский престол. Ибо сей царевич, именуемый Алексеем Комненом, мнит себя законным преемником убитого Андроника и, по слухам, намеревается в ближайшем времени предъявить свои права на трон Византии.
При упоминании имени Алексея Комнена Исаак вздрогнул, взор его, исполненный любопытства и страха, устремился на Мурзуфла. Исаак знал о пребывании в Иверии внуков Андроника, но ему не было известно, где скрывался Алексей Комнен и был ли вообще жив, так как приближенные не хотели возбуждать императора против иверской царицы и вызвать столкновение между двумя странами. Между тем Мурзуфл своим открытием явно стремился разжечь страх и злобу императора и поразить его воображение тождеством имен сына Андроника и предсказанного кудесником будущего похитителя престола, некоего принца Алексея.
Исаак больше всего боялся Комненов, представителей старой династии, которая, несмотря на свои ошибки, почти на целое столетие обеспечила Византийской империи блестящее положение. Боязнь лишиться престола и быть умерщвленным, как Андроник, сразу изменила настроение Исаака. Никто из присутствующих вельмож не одобрял дерзкого обращения Мурзуфла с официальным представителем иверской царицы, но все молчали, понимая, что император находится под влиянием ловкого и коварного советчика, и может в порыве злобы нанести тяжкое оскорбление царевичу, и вызвать войну с Иверией. В зале наступило замешательство.