Сурамели про себя думал, что царица меньше всего заботилась сейчас о спасении души и добродетели, но умело и искусно воспользовалась этим благородным предлогом.
Гости единодушно отозвались на призыв царицы, восхваляя ее милосердие и щедроты. Сурамели, подчиняясь общему решению, не стал прекословить и возражать, молча поклонился в знак согласия, но решил действовать по-своему и рано или поздно найти способ расправиться с непокорным крестьянином.
Тамара рассудила, что она добилась некоторой уступки со стороны князей, но что больше нельзя настаивать на каком-либо изменении существующих порядков и устоев, милостиво простилась со всеми и уехала.
Так вскрылось глубокое, почти непримиримое расхождение между феодальными кругами, занятыми получением личных льгот и преимуществ, и царицей, стремившейся к централизации власти и единству Иверии.
В то время, как Тамара путешествовала и знакомилась со своими противниками, Юрий терпеливо ждал ее возвращения, решая неотвязный вопрос: что ему делать дальше и как устраивать жизнь?
Роман ясно видел, что царица уклоняется от брака с русским князем, и хотел только одного, чтоб Юрий как можно скорее уехал из Иверии.
— Негоже тебе, князь, кланяться вельможам и ждать милости. Ты у них — не в услужении, уедем отсюда, пока не поздно!
— Уехать никогда не поздно, — возражал Юрий, — но надо с честью уехать, а не с бесчестием.
Однако слова Романа он запомнил и при первом же свидании с Абуласаном заявил, что хочет покинуть Иверию, не дождавшись царицы.
— Не волнуйтесь, князь, — решительно произнес Абуласан, прекрасно понимавший, что беспокоило Юрия, — мы хорошо знаем, что делается в Константинополе и Палестине. Оттуда царевич едва ли вернется. В самом скором времени мы разрешим Ваши сомнения и Вы будете царем Иверии!
Это категорическое заявление сразу ободрило Юрия, и он больше не стал беспокоиться.
Когда Тамара вернулась в столицу, Микель с согласия военачальников и вельмож потребовал, чтобы царица больше не откладывала своего решения, так как русский князь может обидеться и навсегда покинуть Иверию.
Давид Сослан, который должен был прислать гонца из Константинополя, между тем не давал знать о себе; носились темные слухи, что он бесследно исчез в пути вместе со своими спутниками. Но однажды вечером в Исани явился один знатный ивериец, по фамилии Донаури, и через Астар передал Тамаре, что он только что прибыл из Константинополя и должен по важному делу видеть царицу. Его немедленно провели в царские покои. С глубокой печалью он поведал Тамаре о всем виденном и слышанном им в Константинополе. Не утаивая ничего, он раскрыл все козни Абуласана и Варданидзе, имевших сношение с любимцем Исаака Мурзуфлом. Сообщил также о волнениях в Константинополе, боязни Исаака быть свергнутым с престола Алексеем Комненом и подробно рассказал о преследовании Сослана и Гагели, закончившемся побоищем возле большого базара.
— Я узнал об их приезде в Константинополь и в тот же день, как им предстояло свидание с императором, — повествовал Донаури, — один из доверенных лиц Абуласана предупредил меня, что Исаак намерен захватить царевича заложником и требовать в обмен на него Комненов. Я бросился ко дворцу, но было поздно. Император, видимо, не решился схватить царевича явно и, выпустив его с Гагели из дворца, послал вслед за ними погоню. Возле церкви Апостолов мне сказали, что начальник царской охраны поскакал с отрядом телохранителей к большому базару, и я поспешил туда. Время было позднее, я долго искал царевича и Гагели по всем складам и помещениям и случайно увидел, как они выходили из харчевни. Остерегаясь лазутчиков, я еле успел предупредить их, что они открыты и им угрожает опасность. Издали незаметно я следовал за царевичем и Гагели, чтобы видеть, что будет дальше. Я думал, что они скроются между строениями и не выйдут на улицу. Но, к удивлению моему, они прямо направились к выходу, и я пошел вслед за ними. У входа стояла вооруженная стража, очевидно, не ожидавшая, что царевич осмелится вступить с ней в открытый бой, намереваясь задержать его без всякого сопротивления. Царевич врезался в толпу врагов, как коршун в стаю голубей. Завязался рукопашный бой. Я видел, как царевич с Гагели пробивались вперед, вокруг сбежался народ; я ринулся к ним на помощь, но меня быстро смяли и ранили в руку. Затем началась такая драка между стражей и народом, что я потерял царевича и Гагели из вида и ничего больше не знаю. Одни потом говорили в народе, что видели, как начальник стражи в зеленой броне с конницей пересек им дорогу и схватил их. Другие, напротив, уверяли, что они отбились от начальника и им будто бы удалось бежать и скрыться. Но я полагаю, что Мурзуфл, руководивший поимкой царевича Сослана, никогда бы не выпустил его из своих рук. Ему с Гагели больше ничего не оставалось делать, как сдаться.