Тамара выслушала печальное сообщение Донаури. Она подумала, что если бы Сослан спасся от своих преследователей, то прислал бы ей весть о событиях, бывших в Константинополе, и о своем дальнейшем путешествии в Палестину. Отсутствие вестей от него означало, что он был лишен свободы и отрезан от общения с внешним миром. Но в то же время, по рассказам Донаури, она уяснила себе политическую обстановку в Константинополе и поняла, что не в расчетах Исаака было предавать смерти иверского царевича, через которого он мог надеяться получить в свою власть злополучных Комненов. Напротив, ему было выгодно держать Сослана заложником в темнице, чтобы начать переговоры об условиях выдачи Комненов. И она приняла твердое решение — обождать, пока Исаак обратится к ней с требованием относительно обмена, и тогда немедленно выступить с войсками, занять все пограничные с Византией области и начать войну против вероломного императора.
Тамара отпустила Донаури, наградив его за верность Сослану, и немедленно вызвала к себе амир-спасалара — главнокомандующего Мхаргрдзели, чтобы поручить ему привести войска в боевую готовность и разработать план выступления на Византию со стороны Трапезунда.
Захария Мхаргрдзели был человек испытанный в верности и храбрости; он печально взирал на неравную борьбу царицы с придворными кругами, зная, что в своем сопротивлении Юрию она не находила опоры ни среди духовенства, подвластного Микелю, ни среди военачальников, разделявших стремления влиятельных князей. И он понимал, что как бы ни хотела царица избежать брака с русским князем и как бы не откладывала своего решения, рано или поздно ей придется уступить настояниям патриарха, которого поддерживали также Русудан и сторонники самой царицы.
Поэтому он с сожалением выслушал сообщение о судьбе Сослана в Константинополе и о ее намерении воевать с Исааком.
— О, великая царица! — с грустью произнес Захария. — Кто заставит наших князей, объятых ненавистью к царевичу Сослану, воевать против Византии? Не будут ли они втайне сочувствовать Исааку, который избавил их от противника, с коим они сами не могли справиться? Надо, чтобы у него нашелся иной защитник, помимо Вас, обладающий властью, который не стал бы считаться с происками князей и эриставов, а единодержавно распоряжался бы судьбой Иверии. О, милостивая царица, выслушайте совет верного раба Вашего! Дайте согласие русскому князю, и он из любви к Вам подаст помощь царевичу в столь великом злополучии. Князь Юрий, клянусь Вам своей верностью, приведет Ваших врагов к полной покорности и заставит их не только пойти войной против Византии, но и выполнит все, что Вы найдете нужным для спасения царевича Сослана.
Тамара терпеливо выслушала доводы Мхаргрдзели, не стала возражать ему и настаивать на выполнении своих требований. Она быстро отпустила его и скрылась в дальних покоях, чтобы предаться размышлениям и молитве. Она считала себя виновной в непростительной оплошности и неосторожности, отправив Давида в Палестину через Константинополь, и поэтому не могла никому жаловаться, просить помощи и совета. Ее любимая тетка Русудан, напуганная исчезновением Сослана, не только не разделяла ее горя, но настойчиво умоляла царицу, чтобы она не колебалась и скорее выходила замуж за Юрия. Одна только верная Астар неотлучно находилась при ней и проливала горькие слезы о пропавшем царевиче.
Глубокая тишина стояла в безлюдных покоях. Здесь еще недавно Тамара клялась Сослану, что не будет ничьей женой, кроме него, и что никакие угрозы и страдания не заставят ее нарушить клятву и изменить любимому. Однако ни душевная мука, ни тоска о печальной участи, постигшей Сослана, не заслоняли перед Тамарой ее обязанностей перед своим отечеством, которое она любила не меньше, чем Сослана, и которое призвана была оберегать от всяких бурь и потрясений.
Всю ночь она провела в мучительной борьбе сама с собою, в сердечных терзаниях, отчаянных колебаниях и неутешной скорби. Только под утро успокоилась и приняла решение, которому суждено было впоследствии необычайностью ошеломить врагов, подвергнуть ее многим испытаниям и обречь Юрия на великие страдания. Она позвала Астар и тихим голосом, едва слышно, проговорила: