— Что случилось с нашим царем? — шепнул он Микелю. — Какие он получил вести, что сразу потерял спокойствие? Почему скрылась царица? Нет ли каких сообщений от Исаака?
Юрий подошел к патриарху и попросил разрешения на некоторое время удалиться, сославшись на внезапное недомогание, не позволявшее ему больше принимать участие в пиршестве.
Абуласан проводил его из зала. Когда они оказались одни в пустых покоях, Юрий вдруг остановился и грозно обратился к Абуласану:
— Кто принудил вас играть столь недостойную игру? Почему прибегли вы к постыдной лжи? Разве вы не знали, что царевич Сослан жив и находится вне опасности? За эту ложь вы понесете жестокое наказание! — и, не дождавшись ответа от Абуласана, он быстрой и гневной походкой удалился.
Напуганный его словами, Абуласан поспешил к Микелю и кратко сообщил ему, что Сослан спасся от Исаака, а новый царь грозит им наказанием за ложное сообщение.
— Теперь я вижу, что бог лишил тебя разума! — произнес патриарх, испытывая раздвоенное чувство: удовлетворения и радости оттого, что Сослан уцелел и сможет поехать за древом креста в Палестину, и неудовольствия и страха от выходки Юрия, который в первый же день воцарения проявил свой непослушный характер и мог в будущем причинить им большие неприятности.
Свадебный пир кончился, гости разошлись. Микель, покинутый друзьями и приверженцами, выходил один из дворца в страшном раздумье. С одной стороны, пред ним вставала исполинская фигура Сослана, который победителем возвращается в Иверию, с другой — на него грозно смотрел новый царь, введенный ими в заблуждение, который мог жестоко расправиться с ними и подчинить непокорных князей своей власти.
ГЛАВА II
Отбиваясь от стражи Исаака, Сослан прокладывал себе путь мечом, за ним неотступно следовал Гагели. Он видел, как начальник охраны старался остановить бегущих, но греки, напуганные богатырской силой Сослана, пришли в такое смятение, что мчались без оглядки подальше от опасного места.
Сослан и Гагели остались одни. В наступившей темноте при слабом мерцании звезд они долго блуждали в глухих переулках и никак не могли определить, куда они двигались. Поэтому шли очень медленно, приглядываясь ко всему, боясь заблудиться и опасаясь встретиться со своими противниками.
Вдруг раздался глухой крик. Гагели, шедший впереди, исчез из вида. Ошеломленный Сослан остановился и увидел перед собой глубокий ров, зиявший в темноте, как пропасть, куда, очевидно, свалился Гагели, не успев предупредить своего спутника об опасности. Он громко окликнул его, но не получил ответа и поспешно начал спускаться вниз, придерживаясь за кустарники, чтобы самому уберечься от падения. Из глубины пропасти донесся тихий голос Гагели:
— Осторожней! Держитесь левее! Наверно, я сломал себе ногу.
Ров оказался таким обрывистым и глубоким, что внизу не было ничего видно, и Сослан спускался ощупью, со страхом думая о том, в каком положении он найдет Гагели. Когда, наконец, Сослан ступил ногой на ровное место, по голосу он нашел Гагели, тот беспомощно лежал внизу, не издавая жалоб и стонов, чтобы не выдать их пребывание в яме.
Радуясь, что они опять вместе, они сидели в этой мрачной пропасти, обнявшись, как родные братья, ободряя друг друга и ища путей к своему спасению.
— Нельзя падать духом, — говорил Сослан. — То, что предопределено, обязательно должно совершиться. Теперь, когда случилась такая беда с тобой, мы должны изменить свое решение и искать спасение не в бегстве, а в каком-нибудь тайном убежище, где можно меньше всего навлечь на себя подозрений. Я уверен, что после сегодняшней схватки Мурзуфл предпочтет взять нас хитростью, а не силой. Закроет все ворота и поставит стражу у пристани.
— Мурзуфл, наверное, будет искать нас в предместьях, полагая, что будем избегать людных мест, и направит свое внимание на загородные монастыри, — сказал Гагели. — Нам же придется укрыться в самом городе и поискать ближайший монастырь, так как по всему видно, я буду скоро в состоянии двигаться.
Гагели был удручен сознанием, что лишился подвижности в такой важный и решительный момент, когда быстрота движений обеспечила бы успех в спасении. Он упрекал себя за неосторожность, боясь, что сделался помехой Сослану. Угадывая его мысли, Давид произнес с укоризной:
— Неужели ты думаешь, что у меня не хватит силы пронести тебя на руках до того убежища, где мы укроемся? Будь уверен, как только мы достигнем безопасного места, мы излечим твою ногу, потерпи немного, дабы преодолеть последнее препятствие!