Это был самый сильный довод, который только могла привести Русудан для убеждения царицы, и казалось, что она достигла цели. Тамара замолчала. Она не стала больше ни опровергать Русудан, ни защищать свою любовь к Сослану, замкнулась в самой себе, не желая поверять тетке своих тайных мыслей.
Русудан не подозревала, что ее слова о необходимости «снять с себя позор бесчадия и дать наследника Иверии» больше всего устрашили Тамару, так как рождение ребенка, особенно сына, от русского князя закрепило бы его права на престол и уже навсегда разлучило бы ее с Сосланом. Каким образом она могла бы в будущем соединиться со своим возлюбленным, имея законного наследника от Юрия, и как она могла бы изгнать его из Иверии, не имея веских причин для развода? При том неодолимом влечении, какое он испытывал к ней, Тамара не могла надеяться, что он когда-либо добровольно уйдет от нее и предоставит свое место другому. Скорее она могла ожидать обратного, что любовью и покорностью Юрий постепенно в какой-то мере заслужит ее привязанность и уважение. Все эти глубокие и серьезные соображения вынуждали Тамару всячески избегать сближения с Юрием, так как она боялась не столько проявления его любви, сколько собственной слабости и мягкосердечия. Если бы Юрий был менее настойчив и не так решителен и упорен, Тамара никогда не относилась бы к нему с такой суровой холодностью и не избегала бы общения с ним, как вынуждена была делать теперь. Она хотела лишить его всякой надежды и заставить искать себе счастье вне пределах Иверии. Тамара ясно видела, что Юрий, несмотря на постигшую его неудачу и любовные терзания, проявлял исключительную выдержку и терпение, задавшись целью тем или иным образом — хитростью или лаской — овладеть сердцем царицы и вынудить ее нарушить клятву верности Сослану. Читая в его сердце, Тамара также видела, что, благоговея перед нею и послушно исполняя ее повеления, Юрий тем более придирчивым и взыскательным становился для окружающих его подданных, как бы преднамеренно вызывая общее недовольство. В то же время он ясно давал понять всем, что раздражительность в нем происходила из мучительных отношений, сложившихся между ним и царицей, и если бы она изменилась к нему, то он сделался бы самым добрым и снисходительным из всех царей, какие только были в Иверии. Он весьма искусно и расчетливо восстанавливал вельмож и придворную знать не столько против царицы, сколько против Сослана, верность которому принуждала Тамару отвергать любовь мужа и ждать возвращения своего друга. Создавшееся опасное положение усугублялось еще тем обстоятельством, что Тамара весьма благосклонно относилась к Юрию. Мужество царя, его порывистость, храбрость и в свое время благородная решимость выступить на защиту Сослана, терпеливая покорность в страданиях волновали царицу и заставляли ее задумываться о нем и его печальной судьбе чаще, чем она могла бы позволить себе, соблюдая верность Сослану. Не так равнодушно, как казалось, она встречалась с ним на приемах, стараясь не замечать его восторга и пламенных взглядов. Но чем больнее сжималось ее сердце от жалости к нему, тем она внешне становилась строже и холоднее, стремясь всегда сократить время их встречи.
Вероятно, Русудан угадывала происходившую борьбу в своей племяннице и, помолчав немного, опять начала вкрадчиво и нежно.
— О, душа моя! Зачем ты так безрассудно убиваешь себя и с тоской взираешь на жизнь вместо того, чтобы предаваться радостям и утехам? Разве наш молодой царь не блистает, подобно солнцу, своей красотой? Разве он уступает кому-либо в храбрости и отваге? Разве под твоим мудрым водительством не суждено ему прославить Иверию и быть твоей верной опорой?
Строгий взгляд Тамары не остановил Русудан, она с увлечением продолжала:
— Не будут ли радоваться подданные нашему счастью, и мир и благоденствие водворятся, наконец, в стране? Из-за любви к тебе царь готов на всякие жертвы! Он не пожалеет своей жизни ради тебя…
— Оставь меня! — прервала Тамара, и Русудан, всегда безошибочно распознававшая настроение царицы, не обиделась на ее просьбу, но молча покорилась и вышла.
Они расстались взволнованные и обеспокоенные, и хотя сильно любили друг друга, однако каждая из них желала противное тому, о чем думала другая. Русудан своими коварными речами сильно смутила Тамару, она долго не могла успокоиться после ее ухода. Эти речи пленили сознание царицы, внушая ей желание покориться неизбежности и, уступив общим настояниям, прекратить борьбу с Юрием. Она устала от одиночества, от внутренней борьбы, от несогласия и сопротивления приближенных и печально смотрела на будущее. Иногда она даже думала о том, что не будет нести ответственности ни перед богом, ни перед своей совестью, соединившись с Юрием, так как не в ее воле было предотвратить этот брак и не ее была вина, что Абуласан и Микель не пожелали считаться с ее любовью, а искали только одного — как бы погубить и сокрушить Сослана. Но дойдя до этой мысли, Тамара сразу пришла в себя, представив со всей ясностью, что у Давида, помимо нее, не было никого в жизни, и, изменив ему, она тем самым делала его вечным изгнанником, который предпочел бы скорей погибнуть на чужбине, чем примириться с потерей родины и возлюбленной. Непреодолимая пропасть легла между нею и Юрием, и ни доводы Русудан, ни недовольство подданных, ни чувство жалости к Юрию не имели больше власти над ее душою и не могли заставить ее отречься от Сослана.