— Ни про честь свою, ни про славу я не забывал, и нет бесчестья в любви моей к той, величию, красоте и уму которой дивятся все народы. Затмила ты мою душу, и здесь, у твоих ног, я обрету себе или погибель, или счастье, а вместе с ним и честь, и славу!
В его словах прозвучала непреклонная решимость не отступать и не уходить отсюда до тех пор, пока царица не сжалится над ним и не дарует ему свою любовь и милость.
Видя, что он несколько пришел в себя и готов слушать ее, Тамара рассудила, что лучше всего действовать на него кротостью и лаской.
— Ты был бы истинным витязем и достойным всяческой похвалы, если бы сердце твое было подчинено разуму, — примирительно промолвила она. — Порывы твои губительны и не принесут тебе ничего, кроме несчастья.
— Голубица моя чистая! — воскликнул Юрий, опять придя в необычайное возбуждение от ее ласковых слов. — Горлинка моя! Заклинаю тебя! Не отвергай моей любви! Не ввергай меня во тьму могильную, откуда мне нет возврата! Пожалей меня не за любовь, а за безумие мое!
Однако, умоляя о пощаде, он ни разу не упомянул о правах своих, освященных церковью, и, теряя рассудок, все же надеялся только мольбами и лаской исторгнуть согласие Тамары, которая уже не имела сил резко оттолкнуть его от себя. Сейчас она больше всего страшилась озлобить Юрия и вынудить его обратиться к защите церкви. Тамара ни на одну минуту не забывала, что перед нею был ее законный муж, она не имела никаких нравственных оснований отвергать его любовь и лишать надежды на счастье. Но в то же время из ее памяти ни на одну минуту не исчезал образ Давида, она ясно понимала, что сейчас решалась их судьба на всю жизнь.
Обескураженный молчанием и необычайной снисходительностью Тамары, Юрий очнулся и, увидев ее грустное лицо, залитое слезами, ужаснулся собственной дерзости, причинившей ей такое огорчение. В его затемненном сознании блеснула мысль, что царица склоняется на его мольбы, любовь его не останется безответной. Эта надежда оживила Юрия, вернула — ему утраченное самообладание и желание показать перед царицей свое великодушие и благородство.
Он поднялся, сел рядом с нею и более спокойно промолвил:
— Ты — моя жизнь, светозарная царица! Хотя божественный закон дал мне власть над тобою, чтобы ты во всем подчинилась мне, но я не хочу вопреки твоей воле владеть тобою. Склоняю свою голову под твою милость, но молю тебя: не отвергай меня!
Тамара видела, какой ценой досталась Юрию его победа над самим собой. Она не могла не оценить его благородного порыва, отказа от своих прав и великодушной решимости подчиниться ее воле. Но она не только не имела возможности вознаградить Юрия за принесенную жертву, но должна была горько разочаровать его, отняв последнюю надежду на свое согласие. Однако Тамара ясно понимала, что в том душевном состоянии, в каком находился Юрий, опасно было доводить его до отчаяния. Поэтому она вступила с ним в беседу, стремясь подготовить его к походу, где как ей казалось, он мог скорее излечиться от тяжкого душевного недуга.
— Если бы ты осмелился посягнуть на мою честь без моей воли, — начала она мягко, но непреклонно, — то никогда больше ты бы не увидел меня, я навсегда сохранила бы о тебе память, как о человеке грубом и жестоком. Но судьба предостерегла тебя от подобного несчастья. Зачем ты терзаешь себя напрасно, зачем забываешь, что всевышний никогда не покинет человека, не пошлет испытания сверх силы, даруя ему то, чего он достоин?
Слова Тамары можно было истолковать различно — и как желание подготовить его к отказу, и как неясное обещание соединиться с ним, ссылаясь на волю всевышнего. Юрий воспринял ее слова в благоприятном для себя смысле, и радостная надежда окрылила его, заставив мгновенно забыть про все страдания. Тамара перешла к мягким увещаниям, стремясь отвлечь его внимание от себя, но Юрий все время порывался выразить ей свою благодарность и любовь. Тамара, видя, что он нисколько не утихает, а разгорается все сильнее от ее близости, решила прекратить опасное свидание, тем более, что измученный вид его не предвещал ничего доброго. Но как только она поднялась, изъявила желание удалиться, Юрием вновь овладело безумство.
— Не оставляй меня! Знай, что живым я отсюда не уйду, и, если не здесь, то в вечности соединюсь с тобой!
Эта угроза скорее разгневала, чем испугала Тамару, но мрачное и искаженное от боли и ужаса его лицо заставило ее прислушаться к голосу его призыва.
— Если ты будешь держать себя пристойно, как подобает благородному витязю, я останусь с тобой и не помяну твоей дерзости, — промолвила она твердо, — но помни, как только ты изменишь своему слову, — никакие угрозы не заставят меня сносить твое присутствие.