Бесчисленные стрелы, камни, удары копий не уязвляли его, он стоял спокойно, весь утыканный дротиками, вызывая у одних крики восторга, у других вопли проклятий и ужаса. Крестоносцы величали его святым Георгием, который сошел с неба, чтобы помочь им, мусульмане же считали его демоном.
Гагели, радуясь, что Сослан стоял невредимый на месте, громко крикнул Филиппу:
— Вот он, рыцарь из Иверии, для которого не страшна смерть! — и, соскочив с коня, бросился на подмогу Сослану. С удивлением он увидел, что возле царевича находился верный Мелхиседек, следивший за конем, непрестанно менявший оружие и тревожно наблюдавший за боем.
Он укоризненно взглянул на Гагели, как бы упрекая его, зачем он бросил своего повелителя, но, увидев мчавшуюся конницу франков, успокоился и тихо пробормотал про себя:
— Святой Георгий! Святая Нина! Помогите нам! Отгоните сих изуверов!
Вблизи кольчуга Сослана напоминала огромного ежа, с острыми иглами: то были стрелы, коими он был весь утыкан.
Филипп не мог скрыть своего изумления.
— Клянусь святой девой! — воскликнул он. — Я никогда не видел ничего подобного! Подвиг, достойный высшей похвалы, который под силу было бы совершить только нашему брату, королю Ричарду!
Сказав это, Филипп сейчас же подумал: «Вот человек, который может затмить славу Ричарда и заставить забыть о всех проявленных им чудесах храбрости!»
И Филипп, который непрестанно завидовал Ричарду и раздражался восхвалениями его славы, тут же решил всемерно обласкать этих двух рыцарей из Иверии и оказать им свое королевское внимание. Но ему не пришлось предаться сладостным мыслям о том, что нашелся, наконец, достойный соперник Ричарду, как разразились события, предвидеть которые никто не мог в то время, Подоспевшая конница франкских рыцарей, охваченных жаром битвы, происходившей под Акрой, промчалась через уцелевший проход по ту сторону стана, желая разбить сарацин и одержать победу в тот день, когда ожидалось падение Акры. Между франками и сарацинами завязался сильный бой, но едва успех стал склоняться на сторону франков, они были внезапно окружены конницей сарацин, налетевшей на них сзади, и отрезаны от стана. Видя, что его лучшие рыцари обречены на гибель, Филипп в смятении велел послать за подкреплением и с надеждой взирал на Сослана, который один мог помочь ему в беде и спасти его рыцарей от плена или верной смерти. Прежде чем Гагели успел промолвить слово и остановить Сослана, он вскочил на своего коня и помчался вслед за франками. Ретивый конь его с такой смелостью врезался в ряды противников, опрокидывая и бросая их под свои копыта, что суеверный ужас распространился среди них, особенно, когда они увидели на коне того самого демона, который поражал их у стана. Паника овладела всеми. Сарацины обратились в бегство; гонимые страхом, они бросили дротики, знамена, все вооружение, стремясь скорей спастись от грозного противника. Смелость и ретивость коня увлекли Сослана в дальнейшую погоню. Он не видел, что вслед за ним мчались Гагели и Филипп со своей свитой, и летел на своем коне с такой быстротой, что был сам полуоглушен, полуослеплен стремительной скачкой, не думая о том, что происходило у него позади. Он не заметил, что увлекшись преследованием, слишком отдалился от отряда франков и остался один среди бегущих сарацин. Ему уже казалось, что он скоро достигнет ставки Саладина, от которого зависело сейчас все будущее его жизни. Но вдруг появилась новая армия сарацин, которая со свежими силами могла возобновить битву.
Филипп Французский, видя безнадежное положение, в которое попал неустрашимый рыцарь, благоразумно повернул со своей свитой обратно, иначе ему грозила опасность попасть в плен к Саладину. В это время на ратном поле появилась конница Конрада Монферратского.
Несмотря на усталость, Сослан твердо держался в седле, по-прежнему наводя ужас на противников, которые не выдерживали сокрушительных ударов его меча и разбегались в разные стороны.
Гагели, успевший прискакать вместе с франками, бросился вперед на помощь Сослану. В то же время он зорко наблюдал за течением боя, чтобы в нужный момент вывести своего друга из окружения и прекратить битву, в которой обе стороны понесли значительные потери. Сражение продолжалось до вечера. Земля была покрыта изорванными знаменами, переломленными копьями и мечами; конница и пехота слились вместе, сарацины и франки дрались с ожесточением, близким к изуверству, и вскоре сарацины были вновь опрокинуты.