Броня уже метрах в пятистах за спиной, когда я открываю огонь. Коленки первой пятёрки подламываются и, сильно разогнавшиеся, они кувыркаються в снег. Финны, прикрываясь деревьями, рассыпаются и залегают, начиная стрелять в мою сторону. Высунув из-за дерева только ствол, убиваю троих с MG34, но, пока перезаряжаюсь, к пулемётам подбегают другие. Выручает Фёдор Михалыч. Прижимает противника к земле, открыв огонь из спарки. — Тды-тды… Тды-тды…
А я его ещё отговаривал от участия в вылазке. Пригодился всё таки.
"Эх, сейчас бы дымов накидать." — Помечтал, думая, как мне забраться в кузов. Повторив отстрел пулемётчиков, бегом бросаюсь к бронетранспортёру. Подскальзываюсь, два раза падаю, теряю винтовку, но умудряюсь добежать целым. Ко мне протягиваются руки Алекса и Сергея, помогая забраться в кузов. Есть! Сейчас повоюем.
Эмигрант кидается на водительское место и начинает сдавать назад. Мне так даже легче. Чем дальше от меня противник, тем проще с ним разобраться.
— Тды-тды… Тды-тды… Тды-тды… — По фиг на коленки, некогда выцеливать, нам надо убраться отсюда поскорее. Из-за тряски, начинаю позорно мазать, поэтому пинаю Алекса в спину. — Стой!
Целых четыре диска уходит на оставшихся финнов, которые думали спрятаться от меня за деревьями. Ха-ха-ха! От крупняка?! Эйфория захлёстывает, заставляя делать лишнее.
— Всё! Давай разворачиваться. — Говорю, а сам без сил падаю на скамейку.
Алекс, этим рейдом зарабатывающий себе жизнь, разворачивает броневик. Теперь, основная работа на нём и Сергее, ведь они одни среди нас, кто говорит на немецком. Мы слишком глубоко забрались в тыл к фашистам. Одних моих способностей не хватит, чтобы помочь нам выбраться, поэтому мы одеты в немецкую форму и готовы к несложным проверкам.
Снял шапку и вытер ею потное лицо. А спина настолько мокрая, что пот затекает в трусы. Засунув руку за пазуху, протёр поясницу. Писец! Пару секунд рассматриваю кровь на ладони и отключаюсь.
Глава 20
Отъехав от места перестрелки на пару километров, Алекс загнал бронетранспортёр в овраг. Меня привели в чувство и помогли снять одежду.
На спину полился обжигающе холодный спирт. — Царапина. — Успокоил меня Никита, немного шарящий в медицине. Ну, как немного, почитай три года отцу ветеринару помогал в колхозе. Ориентируясь по красному кресту, этот коновал, нашёл отличный запас медикаментов в железном чемоданчике, прикреплённом к борту броневика.
Угораздило же так подставиться. Пуля пробила шинель, меховую жилетку, рубашку, пробороздила кожу и вышла, наделав в одежде ещё отверстий. Пока Никита вычищал рану и бинтовал, замёрз как цуцик. Морщась от боли, стал натягивать гимнастёрку на перебинтованный торс. Жилетку пришлось выбросить вместе с немецкими шмотками, но я, довольный своей запасливостью, достал из мешка свитер. Отстираный Анной Родионовной, он пришёлся весьма кстати.
— Поехали. — Скомандовал, обшаривая окрестности своим "радаром". — Нет вокруг никого.
Отказавшись от протянутой Сергеем фляги, лёг боком на обтянутую дермантином скамейку. Сейчас лучше не пить, я нужен трезвым.
Фёдор с Сергеем сидели вдоль протиположного борта, а Никита рядом со мной — придерживал рукой мою тушку от падения. Смотря на их лица не смог удержаться от комментария. — Вы, как на похоронах. Сделайте морды попроще. Всё живы, а это главное.
— Коля. Я тогда не видел всего, но сейчас… Это сколько людей ты уже убил?
Сглотнув накопившуюся во рту слюну, ответил. — Не считал. Но сколько бы не было, этого не достаточно. Каждый из них, — Я показал назад. — мог убить одного, или больше. Теперь не убьёт, и какой-нибудь русский Ваня будет жить. Ты, Фёдор Михалыч, меня оскорбить хочешь? Зверем выставляешь?! Тебе рассказать про зверства фашистов?!
Меня трясло от злости. Видать память предков проснулась. У одного деда с войны три брата и отец не вернулись, у другого вообще никого не осталось. Сами все покалеченые вернулись. Бабушки в войну трудились, детей поднимали.
— Помоги подняться. — Я протянул руку. — Алекс, останови.
Дождавшись, когда двигатель замолчит, встал за пулемёт и сделал восемнадцать прицельных выстрелов. — Поехали, Алекс.
Посмотрел на здоровяка с вызовом. — Теперь, на восемнадцать больше.
Сел обратно. — Знаешь, я слышал стихи. Не помню их полностью, в памяти лишь пару строчек. Раз фашиста убил твой брат, это он, а не ты солдат. И, вот ещё. Если немца убил твой брат, пусть немца убил сосед, это брат и сосед твой мстят. Понимаешь? Не ты, Фёдор Михалыч, а кто-то другой. Я чересчур много убил, ты так считаешь?! Так вот, Федя. Сколько раз увидишь фашиста, столько раз и убей.
Растерявшиеся от такого напора, парни молча выслушали мой сумбурный экспромт. Фёдор, с виноватым видом, попытался что-то объяснить, но замолчал, увидев, что я опять встаю к пулемёту.
— Тды-тды… Тды-тды… — Троих.
***
Когда лейтенант Сиверцев увидел знакомый обрис бронетранспортёра, он широко перекрестился, забыв, что, вообще-то, является ярым атеистом. — Слава тебе господи. Вернулись. — А, когда увидел стоявшего в окружении командиров молодого паренька, шёпотом добавил. — Наручниками к себе прикую. — На что Николай обернулся и скрутил ему фигуру из трёх пальцев.
— Арестовывать! Под трибунал пойдёте! Да я вас сам сейчас расстреляю! — Услышал вдруг лейтенант и поспешил к собравшимся.
— Товарищ генерал‐майор, разрешите обратиться. — Сиверцев подскочил вплотную к высокому военному в генеральской шинели. — Наедине, пожалуйста.
Заметив пару Дружинина с Лобановым, он незаметно сделал им знак, чтобы уводили отсюда Кувшинова.
Утянув за рукав генерал‐майора в сторону, Леонид предъявил свои документы и приказ подписанный Берией. — Ознакомьтесь пожалуйста, Василий Гаврилович. У меня приказ забрать этих людей с собой.
— Я член военсовета. Мне насрать на твои бумажки. Я и тебя сей… Лаврентий?
— Да, Василий Гаврилович, приказ я получил лично от Лаврентия Павловича. И ещё, мне нужна ваша помощь. Для сопровождения, требуются ваши машины с охраной.
***
По дороге к аэродрому Лёня жаловался на жизнь, обвиняя меня в своих неудачах. — Ты пойми, с меня требовали каждодневный отчёт, а ты забрал совсекретные документы. Это же… Эх, да что я тут распинаюсь, тебе же всё побоку.
Согласен, побоку, если точнее, то по спине. Ноет зараза, похоже ранка воспаляется. Как бы нагноения не случилось.
— Леонид, успокойся, что ты причитаешь, как бабка старая. Бумаги тебе вернул, еду с тобой в Москву. Всё, как ты хотел. Молодец, важное задание выполнил, значит на звёздочку заработал.
Гэбэшник повернулся ко мне. — Какую звёздочку? Как у лётчиков за сбитый самолёт?
— Ну, да. Звёздочку на фузеляж и шпалу на петлицы. — Поспешил с ним согласиться. Мля. Язык мой — враг мой. Дальше мы ехали молча. Хоть он виду не подавал, но было видно, что Сиверцев обиделся. Представил свой фузеляж со звездой?
Я, лейтенант и ещё один гэбэшник, который сидел за баранкой, ехали на легковушке за Ганомагом (я настоял на том, чтобы взять броневик в сопровождение — без пулемёта под рукой, чувствовал себя как-то неуютно), следом за нами тентованная полуторка с десятком бойцов охраны вооруженных ППШ.
По приезду на аэродром, Леонид, как старший нашей группы, договорился о кормёжке в столовой и сразу ушёл с местным особистом, чтобы связаться с Москвой. Их долго не могли соединить, потом они ожидали какого-то Петра Ильича. Полностью, их телефонный разговор не услышал — отвлекали соседи по столу своими разговорами, но итоги я понял. Мы полетим на тяжёлом бомбардировщике, возращавшимся на свой аэродром в Иваново. Здесь он оказался почти случайно, сел после боевого вылета, потеряв ориентиры из-за поломки одного хитрого прибора.
Заканчив с нашим поздним ужином, я отозвал лейтенанта Лобанова на приватный разговор.
— Товарищ Лобанов, вы же ознакомлены с приказом наркома? Я про оказывать содействие и прочие пункты. — Уединившись, мы зашли в хозпристройку, где начал шантаж с давления своей важностью. — Скоро я буду писать рапорты и объяснительные, которые, наверняка, будут читать там, — Мой палец показал на нестроганные доски потолка. — В них, я могу положительно отметить вашу работу. Или же описать, как забрал у вас совсекретные документы, о чём вы так и не доложили.