Другие женщины, с детьми, устроились отдельно, за солидным укрытием, сложенным из камней. Здесь тоже почти не было слышно разговоров. Лица женщин выражали бесстрастную покорность судьбе; они будто заранее смирились с неизбежным поражением их мужей в этой неравной схватке с голландцами. Все реже в их глазах вспыхивали искры надежды.
Прошел еще час.
За этот час ничего не случилось, только сильнее стало сосать под ложечкой. Разговоры смолкли совсем, взгляды потускнели. Тишина стояла такая, словно на этой лесной поляне не было ни души. И поэтому, когда Вина вдруг прошептал: «Чует мое сердце — беда близко…» — всем показалось, будто он крикнул эти слова.
— Молчи, еще накличешь несчастье! — оборвал его Кависта.
Но едва он это сказал, как наблюдатель, устроившийся на самом высоком камне, подал сигнал опасности: он заметил врагов.
— Если они нас обнаружили, нам отсюда не вырваться, — тихо проговорил Самбока.
— Пусть только попробуют напасть на нас! — воскликнула Супани, схватив копье.
Все оживились. У каждого в руках появилось оружие. Куда девались голод, усталость, отчаяние. Глаза у всех горели решимостью и отвагой.
Но вот уже минут десять стоят они наготове, с оружием в руках, а вражеских солдат не слышно, не видно. И опять людей стала обволакивать обманчивая тишь, и, успокаиваясь, реже забились гулко стучавшие сердца…
Внезапно тишину разорвал громкий крик наблюдателя:
— Береги-и-и-и-сь!
Почти одновременно прогремел выстрел, и наблюдатель, раскинув руки, навзничь упал на землю.
Взгляды всех устремились в ту сторону, откуда стрелял враг.
— Вот он! — вскричала Супани, указывая копьем на верхушку одного из деревьев.
И в ту же секунду она стремительно рванулась к мужу и с силой оттолкнула его в сторону: она увидела, что дуло вражеского ружья нацелено на Кависту.
С дерева грянул второй выстрел. Супани рухнула на землю. Пуля, предназначенная ее мужу, досталась ей, и грудь молодой женщины окрасилась кровью.
Вне себя от ярости и горя, Кависта приказал начинать бой. Несколько человек, вооруженных копьями, бросились к дереву, на котором засел вражеский стрелок.
И сейчас же со всех сторон на поляну высыпали голландские солдаты, незаметно подкравшиеся к последнему убежищу отряда Кависты.
Внезапное появление вражеских солдат произвело разное действие на оказавшихся в кольце людей. Одни в безрассудном гневе кидались на голландцев, точно не замечая черных дул, изрыгающих смерть. Другие, видимо, растерялись и только искали выхода из этой ловушки. Женщины, прижимая к себе детишек, плакали и в ужасе метались по поляне, ища спасения.
Но спасения не было: кольцо врагов было таким плотным, что прорваться сквозь него не было никакой возможности.
Первым это понял Самбока. Он не бросился в слепой ярости на врагов и не пытался бежать, а сидел, не двигаясь, на своем камне. И когда два голландских солдата, подступив к нему, приказали поднять руки вверх, он, не сопротивляясь, повиновался.
— Смелее, друзья! Бейте голландских собак!
Это кричал Кависта. В правой руке он сжимал копье, левой поддерживал слабеющее тело жены. Супани истекала кровью. Только что в ее лице было вдохновение, решимость, любовь, а сейчас на нем уже тень смерти. Глаза закрыты, дышит часто-часто. Она умирает. Кависта весь приник к ней. Ценой собственной жизни Супани спасла его жизнь. Его преданный друг, любимая жена умирала у него на руках.
Кависта поднял голову, поглядел кругом. Сердце его сжалось: Самбока сдался в плен, другие, побросав копья, пытаются бежать. Ими овладел безумный страх… Но бежать некуда. Два или три человека сумели проскользнуть сквозь узкие расщелины в камнях и бросились со всех ног в лес. Но их тут же настигли голландские пули.
Среди голландцев тоже были убитые. Но живых оставалось гораздо больше. Горстка не поддавшихся страху лонторцев билась не на жизнь, а на смерть. С каждой минутой их становилось все меньше. Положение было отчаянным. Кависта понимал, что он должен немедля вступить в бой, но ему было невыносимо тяжело бросать умирающую жену. Дольше бездействовать было нельзя. Он осторожно приподнял голову Супани со своих колен и мягко опустил на траву. В следующее мгновение он уже вскочил на ноги.
Но было поздно. Выросший прямо перед ним голландский солдат приставил дуло ружья к его груди. Кависта не испугался, не побежал, не дрогнул. Правая его рука по-прежнему крепко сжимала копье. Он снова нагнулся к Супани и левой рукой прижал к себе ее почти бездыханное тело.