Он словно застыл. И только глаза его пылали неугасимым, испепеляющим огнем. В эту минуту он вдруг ясно осознал бессмысленность дальнейшего сопротивления.
Двое солдат схватили его за плечи и оторвали от Супани. Но когда они стали скручивать за спиной ему руки, он, напрягши все свои силы, с глазами, налитыми кровью, стал бешено сопротивляться. Солдаты с трудом: удерживали его. Переполнявшая все его существо ненависть вылилась в пронзительном крике:
— Вейтесь смелее, друзья! Смелее!
Но его последний призыв был напрасен, ничто уже не могло спасти мятежных лонторцев.
Через несколько минут все было кончено.
На поле боя там и здесь лежали убитые и раненые. Захваченные в плен стояли, угрюмо понурив головы, ожидая приговора.
Командир голландского отряда приказал всем пленным, мужчинам и женщинам, построиться рядами, и конвой вооруженных солдат повел их в крепость.
Кависте разрешили проститься с женой.
Он опустился перед ней на колени. Супани медленно открыла глаза. Они смотрели друг на друга в последний раз. Смотрели долго, не отрываясь. На губах Супани проступили капельки крови. Она глубоко, с трудом вздохнула. Губы ее дрогнули в слабой улыбке, и она прошептала:
— Ты все равно будешь бороться с ними, да?
Он молча кивнул…
Но Супани не услышала бы ответа. Она умерла.
Невыразимая скорбь охватила Кависту. Скорбь, гнев, ненависть… Ему велели подняться и следовать за остальными. Из леса в крепость можно было пройти, минуя селение. Но голландцы решили немедленно оповестить всех жителей Лонтора о победе, прогнав пленников через кампунг.
Измученные, голодные, оборванные люди еле брели, понукаемые конвоем.
Зрелище это было так ужасно для лонторцев, что они спешили укрыться в домах, только бы не видеть его.
Следом за печальной процессией, обливаясь слезами, шли несколько женщин и детей: среди пленников были их мужья, отцы, братья.
Пока проходили кампунг, голландцы не торопили пленных, но как только последняя хижина осталась позади, конвой приказал ускорить шаг.
И вот они стоят в большой комнате, напротив восседающего за столом ван Спойлта. Здесь же в правом углу комнаты сидит на стуле Имбата. Он так же бледен, как эти несчастные. В левом углу — пятеро голландских солдат из охраны.
— Сегодня мне пришлось подольше задержать у себя вашего старосту, — начал ван Спойлт, обращаясь к пленникам. — Пусть он тоже будет здесь, вместе с вами. Вы подняли бунт, захотели выгнать голландцев с Лонтора. Ваш староста, правда, в этом не участвовал, но все равно, ответственность за любые действия лонторцев несет он. Поэтому я считаю виновным и его. Мне стало известно от Имбаты и от Маруко, что вы объявили нас, голландцев, своими врагами. Само собой разумеется, мы не могли отнестись к этому спокойно. Нам пришлось принять меры, чтобы подавить мятеж. Как видите, это нам удалось. Я не собираюсь выслушивать ваши объяснения, меня не интересует, что толкнуло вас на этот гибельный путь. Вы здесь для того, чтобы выслушать решение, которое мы приняли, как только ваш преступный замысел был раскрыт.
Ван Спойлт взял лежавший перед ним на столе лист бумаги и стал читать:
— «Первое. Все жители острова Лонтор, имеющие мускатные деревья, должны подписать с Ост-Индской компанией контракт о продаже мускатного ореха. Тот, кто не подпишет контракта, будет считаться врагом Ост-Индской компании.
Второе. Для охраны порядка и соблюдения общественного спокойствия (поскольку староста кампунга оказался беспомощным и не сумел предотвратить смуту) Ост-Индская компания размещает на островах Банда вооруженные силы, которые будут действовать в качестве полицейских сил».
После краткой паузы ван Спойлт продолжал:
— Это соглашение уже подписано мною и вашим старостой, и, следовательно, оно должно выполняться всеми беспрекословно. А с тобой, Кависта, и с твоими сообщниками мы поступим так, как этого заслуживают враги Ост-Индской компании. В целях безопасности и сохранения порядка всех вас, кроме женщин и детей, вывезут с островов Банда, а ваши сады с мускатниками перейдут в собственность Ост-Индской компании.
Кависта, слушавший ван Спойлта с презрительной усмешкой ответил:
— Мы потерпели поражение. Но это не значит, что вы, голландцы, будете издеваться над нами вечно. Вы расправились с моим отцом, теперь угрожаете расправой всем нам. Кто дал вам право отнимать наши сады, выселять нас из родных мест? Это наши острова, мы вас сюда не звали. Так у кого же на эту землю больше прав?