— Ты должен, Имбата, строго наказать своего сына. Чтоб впредь ему неповадно было так возмутительно себя вести.
Имбата от неожиданности попятился.
— Что случилось? — с беспокойством спросила Вубани.
— А вот полюбуйтесь! — И англичанин указал на Визано, который стоял рядом в изорванной и перепачканной грязью одежде. — Это ваш сын так его отделал. Какая подлость! Бедный мальчик шел себе, никого не трогая, а он напал на него сзади, как последний трус!
Тамбера даже задохнулся от возмущения: надо же придумать такое!
— Ты почему обидел Визано? — набросился Имбата на сына.
Тамбера открыл было рот, но Веллингтон не дал ему и слова сказать.
— Почему? Все из зависти. Мой сын вон как нарядно одет. Тамбера и ненавидит его. Я требую, Имбата, чтоб ты примерно наказал своего сына. И вот еще что. Видишь сам, мы потерпели ущерб. И твой долг возместить его.
— Но, господин… — вздохнул Имбата.
— Многого мне не надо, будет довольно и того кайна[6], который ты недавно получил от меня.
— Ах, Тамбера, Тамбера, неужели ты мог такое натворить! — сокрушенно покачал головой Имбата.
— Все это неправда, отец, — тихо сказал Тамбера. — Я первый не нападал на него.
— Он еще станет отпираться, — завопил вдруг Визано. — Врет, врет он все! Я шел, а они с Кавистой как бросятся на меня. Я знаю его, один бы он испугался.
— Ну ладно, хватит. Дело, по-моему, ясное, — оборвал пасынка Веллингтон. — Подавай-ка, Имбата, сюда мой кайн, да побыстрее!
— Но, господин, я ведь отдал вам за него много мускатных орехов.
— При чем тут орехи? Этим каином ты возмещаешь мои убытки, вот и все.
Вубани тяжело вздохнула.
— Я вижу, Имбата, — продолжал Веллингтон, — ты не из тех, кто помнит добро.
— Как вы можете так говорить, господин.
— Не спорь. Если бы ты помнил добро, не стал бы сейчас увиливать. Ущерб-то я терплю по милости твоего сына. Нет, ты просто хочешь, чтобы я бросил все и уехал отсюда. Надъела, видно, тебе моя доброта.
Не говоря больше ни слова, Имбата ушел в соседнюю комнату, вынес кайн, полученный им в обмен на мускатные орехи, и отдал его Веллингтону, после чего англичанин молча удалился.
— Негодяй! — накинулся Имбата на сына, когда непрошеные гости наконец ушли. — Мало того что никакой от тебя помощи в доме, так ты, видно, решил пустить меня по миру. Ну подожди, я тебе покажу!
Голос его срывался от ярости. Точно тигр, готовый растерзать свою жертву, бросился он к Тамбере, схватил его за руку, но в тот же миг между ними оказалась Вубани. Это не остановило Имбату, и на ни в чем не повинного мальчика посыпались подзатыльники. От боли и обиды Тамбера заплакал. Как ему было сейчас тяжело! Отец и раньше бывал с ним строг и несправедлив, но мальчик терпеливо сносил все: и отцовский гнев, и побои, потому что рядом была Вадела. Теперь она далеко, и некому его утешить в трудную минуту…
Когда отец ушел из дому, Тамбера, у которого еще не просохли на глазах слезы, сказал матери:
— Я ведь правда к нему не лез, ма. Он первый меня ударил.
— Отец и сам знает, что ты не виноват, сынок, — ответила Вубани.
— За что же тогда он так рассердился на меня?
— Не связывайся ты никогда с Визано, сколько раз я тебе говорила. Держись от него подальше!
— А я и не связывался. Знаешь, ма, как все было? Идем мы с Ваделой домой, а он стоит посреди дороги и не пускает нас.
— Ладно, сынок, что теперь поделаешь. Визано скверный мальчишка, вот что значит нечистая кровь. Попомни мое слово, не сносить ему головы.
— Но я не хочу, чтобы отец меня бил. Уйду я из дому, уйду далеко-далеко и никогда не вернусь. Пусть он тогда меня ищет.
Хлопотавшая по хозяйству мать успокаивала Тамберу сперва больше по привычке, но последние слова насторожили ее, и она внимательно посмотрела на сына.
— Не говори так, сынок, — сказала она. — Ты думаешь, тебе будет лучше вдали от родного дома?
— Но я ничего не боюсь, ма. А чем больше я повидаю на свете, тем буду умнее.
— Сколько раз я говорила тебе, Тамбера: все, что нам нравится, что манит к себе, может погубить человека. Ты должен быть очень осторожен. Часто в том, что с виду прекрасно, таится зло.
— Какое зло? — рассеянно спросил Тамбера.
— А вот, например, встретишь что-нибудь такое, что понравится тебе больше всего на свете, и захочешь, чтобы оно стало твоим. Тут и посыплются на тебя всякие несчастья: чахнуть начнешь, лихорадка станет трясти, кровью закашляешь. А то — неровен час — и вовсе сгинешь.
6
Кайн — верхняя одежда индонезийцев, нечто вроде юбки; носят мужчины и женщины. В отличие от саронга, полы кайна не сшиваются.