Маруко прибежал на берег, когда корабль уже бросил якорь. Имбата действительно был здесь. Один за другим подходили жители кампунга, толпа заметно росла. Все оживленно переговаривались, суетились, лишь один Имбата, сохраняя внешнее спокойствие, стоял молча в стороне. И только взгляд, прикованный к чужеземному судну, выдавал его волнение.
На берегу собрался почти весь кампунг. Люди гадали, откуда пожаловали к ним чужеземцы. Каждый высказывал свое предположение. Любопытный Маруко решил выведать, что думает об этом староста.
— По-моему, Имбата, это не испанцы и не португальцы. Ты что скажешь?
— Не знаю, — пожал тот плечами. — Главное, что они хотят высадиться на нашем берегу, а кто они и откуда, не так уж важно.
Больше Маруко от него не услыхал ни слова.
Вскоре с корабля спустили шлюпку, в ней сидело несколько человек. Шлюпка быстро приближалась к берегу.
— Мы должны встретить их, как подобает встречать гостей! — громко произнес, обращаясь к толпе, Имбата.
И как только шлюпка ткнулась носом в песчаный берег, он двинулся навстречу высаживающимся из нее людям, чтобы приветствовать их. Один из голландцев подошел к нему. Имбата, дружески протягивая руку, сказал:
— С прибытием вас! Милости просим на Лонтор!
— Я имею честь представить вам капитана Якоба ван Хеемскерка и его друзей, которые прибыли сюда из Голландии, — начал переводчик. — Цель нашего путешествия — завязать дружбу и торговые отношения с жителями вашего острова. Мы привезли с собой вещи, которые хотели бы обменять на мускатный орех. В знак нашего уважения позвольте преподнести вам этот ларец, дар принца Морица, правителя Голландии.
Переводчик кончил, капитан Якоб ван Хеемскерк, держащий в руках небольшой ларец, выступил вперед и торжественно вручил подарок Имбате. Староста кампунга в ту же секунду нетерпеливым жестом откинул крышку ларца. Ярко засверкали драгоценные камни. Лицо Имба-ты будто озарилось их блеском, даже голос его зазвучал отчетливее и громче обычного, когда он обратился к столпившимся вокруг него жителям:
— Друзья! Вы видите сами. Эти господа совсем не похожи на Веллингтона и других европейцев, от которых мы немало натерпелись. Мы не хотели обменивать мускатные орехи у англичанина. Но я верю, эти люди нас не обманут. Давайте же отдадим им все наши запасы!
— Отдадим, что там! — крикнул кто-то в толпе.
— Только сперва надо узнать, что они будут давать нам взамен.
— Это само собой, — ответил Имбата. — По-моему, надо простить за один кати[9] мускатных орехов десять пядей шерстяной материи. Правильно?
— Правильно, правильно, — раздались нестройные голоса.
— Послушай, друг, — обратился Имбата к переводчику. — Мы согласны с вами обмениваться. Условие такое — за один кати орехов мы хотим десять пядей шерстяной материи. Если наши гости согласны, можно начать обмен хоть сейчас.
Переводчик передал слова старосты Якобу ван Хеемскерку. Голландский капитан наскоро посовещался со своими спутниками. Все решили, что условие подходящее.
Не успел Имбата объявить собравшимся на берегу, что сделка состоялась, как всех словно обуяла лихорадка. Те, у кого орехи были припрятаны, бросились по домам, другие побежали в сады, снимать еще не собранные орехи. Суетились даже те, кому нечего было обменивать: помогали соседям собирать драгоценные плоды, укладывать их в корзины, тащить на берег. Кое-кто уже взвешивал первые связки орехов. Маруко и еще два-три таких же бедняка, как он, помогали Имбате.
И все это время, не умолкая ни на минуту, у дома старосты гремел барабан, оповещая население о происходящем торге. Заслышав барабанную дробь, жители соседних островков бросали свои дела, отвязывали лодки и спешили на Лонтор, чтобы посмотреть, что там происходит.
Не прошло и двух часов, как весь мускатный орех, выращенный лонторцами, стал собственностью голландских купцов. Крестьяне получили взамен привезенную с Запада материю. Они щупали, мерили, разглядывали свое «богатство». Каждому досталось всего по десять — пятнадцать локтей, а некоторым и того меньше. Один Имбата мог похвалиться удачей: подумать только — целых сто локтей отличной шерстяной ткани. Видя такое богатство, люди ахали от удивления и зависти.
Когда торг окончился и можно было расходиться по домам, Имбата вдруг остановил людей: