Но и на этот раз охотникам не повезло. Самбока был прав: выкрасть девушку было куда труднее, чем утащить цыпленка. Новости были сегодня еще более тревожными: по всем признакам голландцы спешно готовились к выступлению. Кависта пришел в бешенство.
— Да, — сказал он тихо, едва сдерживая бушующую в нем ярость, — нам некого винить, кроме самих себя. Надо было давно начать войну с голландцами. Если бы мы выступили против них вовремя, уже давно бы вышвырнули всех врагов с нашего острова. А теперь вот не можем даже захватить какую-то девчонку! Два дня бьемся без толку, как будто она под семью замками. Мы не хотели начинать кровопролития, но, видно, голландцы сами к этому стремятся. Вы говорите, они готовят на нас нападение? Я знал, что к этому дело идет. Ван Спойлт давно уже считает меня своим врагом. Он только и думает, как бы со мной расправиться. Поэтому я и ушел со своей семьей в лес… Что ж, по-вашему, мы и впредь должны сидеть сложа руки?
— Нет, так дальше нельзя, — раздалось сразу несколько голосов.
В тот вечер почти никто не пошел ночевать домой. До поздней ночи слышались в лесу оживленные голоса. Опять обсуждали, как лучше похитить племянницу ван Спойлта, долго спорили и, наконец, обо всем договорившись и выбрав новую группу смельчаков, которые должны были с рассветом отправиться в голландскую крепость, улеглись спать.
Ночь была самая обыкновенная, как многие другие ночи, проведенные Кавистой и его единомышленниками в этом глухом лесу: тихая, непроглядно темная и прохладная. И было невозможно себе представить, что пройдет несколько часов, и здесь, в этом мирном месте, разыграется страшная трагедия. Ничего не подозревавшие люди спали крепко и спокойно.
Было уже за полночь, когда Аре сквозь сон почудились чьи-то слабые стоны. Сон мгновенно слетел с него. Он прислушался. Где-то в черной чаще, шагах в пятидесяти, чей-то слабый голос едва слышно звал Кависту.
Ара, не медля ни секунды, растолкал храпевшего Кависту.
— Тебя кто-то зовет, — прошептал он.
Прошло несколько томительных минут. Затаив дыхание, оба чуть не до боли в ушах вслушивались в ночную тишь. Но таинственный голос умолк. Ничто не нарушало глухого безмолвия ночи.
— Тебе, видно, померещилось спросонок, — сердито буркнул Аре сонный Кависта и снова улегся.
Но едва он закрыл глаза, как опять, и на этот раз совсем близко, послышался чей-то слабый крик.
— Слышишь? — едва шевеля губами, спросил Ара.
— Слышу, — вскочив на ноги, ответил Кависта.
Они снова стали ждать, не повторится ли этот таинственный зов в ночи. Кависта весь обратился в слух. И когда крикнули в третий раз, Кависта сразу узнал, чей это голос.
— Отец, — прошептал он.
Вместе с Арой они тут же стали будить всех.
— Что случилось? — встревоженно спросила Супани, протирая глаза.
— Отец. Меня зовет отец, — быстро ответил Кависта и, обратившись к столпившимся вокруг него людям, распорядился: — Вина, Бета, Уман, вы пойдете со мной! Остальные пусть остаются здесь. Только не шуметь и быть всем настороже.
— Скажи хоть в двух словах, в чем дело, — попросил Самбока.
— Я еще и сам ничего не понимаю, пак. Вот, слышите? Это мой отец…
Опять откуда-то из тьмы леса долетел слабый крик, похожий на стон. Все замерли, прислушиваясь.
— Почему он меня зовет? Почему сам не идет сюда? — с удивлением произнес Кависта. — Тут что-то неладно. Будьте наготове, друзья. А мы вчетвером пойдем на голос.
— И я с тобой, — твердо сказала Супани.
— Нет. Женщины останутся здесь.
— А я пойду! — запротестовала она. — Я не хочу быть всегда позади только из-за того, что я не мужчина!
— Никуда ты не пойдешь, — вмешалась мать Кависты, — пока не узнаем, что произошло.
Вооружившись ножами, кинжалами и дубинами, четверо мужчин, осторожно ступая, растворились в темноте. Кависта и Вето взяли немного правее, Вина и Уман левее. Так и шли, держась неподалеку друг от друга.
— Кависта! — опять раздалось в тишине.
Теперь сомнений не было: это Маруко.
— С отцом, видно, случилось несчастье, — шепнул Кависта своему спутнику.
Теперь они шли точно на голос. Ускорив шаг, Кависта чуть не наступил на человека, распростертого на земле и скрытого густой травой. Это был Маруко.
Он лежал неподвижно, и только грудь его порывисто поднималась и опускалась от неровного, судорожного дыхания.
Кависта наклонился над ним.
— Ты… сынок… — с трудом проговорил Маруко. — Я… никак не мог доползти до вас…