Ленин и там не терял зря времени: написал множество статей, но, самое главное, усиленно работал над, пожалуй, главной своей книгой — "Государство и революция".
В середине августа Ленин перебирается в Гельсингфорс (современный Хельсинки), а в конце сентября — в Выборг. Оттуда легче было осуществлять связь с ЦК и партийными организациями. В сентябре Ленин уже начал проявлять явное нетерпение. Он предчувствовал, что приближается критический момент, когда можно и нужно будет захватить власть.
10
Между тем, Временное правительство понимало, что, если не призвать народ к порядку (а в первую очередь, в порядке нуждалась могучая российская деревня), то в стране может наступить голод, спровоцированный все продолжавшимися погромами имений и усадеб, своевольничанием беднейшего крестьянства в отношении землевладельцев.
Так, в Спасском уезде Тамбовской губернии 17 июля в усадьбу помещицы Вяземской в деревне Корпеловке ворвались около десятка одетых в солдатскую форму людей и произвели полный разгром её дома, побив зеркала, посуду, окна, порвав подушки и перины. Уездный комиссар Хохлов, получивший о том сообщение, немедленно направил в деревню имевшихся у него под рукой троих солдат и двоих милиционеров. Однако, те прибыли уже, как говорится, к разбору шапок: разбойников и след простыл. Милиционеры, опросив местных жителей, установили нарушителей порядка, оставалась лишь самая малость: найти их и примерно наказать.
Практически в то же время в селе Липяги того же уезда крестьяне периодически забирались в сады помещицы Церетелевой, "помогая" той освободиться от урожая яблок, при этом ломая и сами деревья, и забор, мешавший им уносить яблоки. Произошло всё потому, что помещица сдала свои фруктовые сады в аренду не местным жителям, а людям со стороны. Это-то и взбесило мужиков.
Наконец, в ночь на 24 июля кто-то неизвестный поджёг сарай и конюшню в соседней усадьбе другой помещицы — Жилинской. Сгорело 900 пудов сена и шесть лошадей. Да, к тому же, и мужики там оказались весьма буйными. Отказались тушить пожар. Благо, помогли в тушении военнопленные германцы и австрийцы. Пришлось два дня подряд приезжать в Липяги самому Хохлову и пытаться уладить дело мирным путём. Когда же переговоры со смутьянами завершились безрезультатно, уездный комиссар Временного правительства направил в село уездного начальника милиции в сопровождении четырёх солдат и трёх милиционеров для производства тщательного дознания и привлечения виновных к уголовной ответственности. Однако спустя всего два часа Хохлову сообщили по телефону, что на посланный отряд при въезде его в усадьбу Жилинской напала разъярённая толпа мужиков с топорами, вилами и косами. Двух человек (солдата и милиционера) убили, остальные запросили немедленной помощи. Одному из милиционеров удалось вырваться и укрыться в соседнем имении княгини Церетелевой.
Мешкать было нельзя. Хохлов тут же собрал все наличные силы милиционеров и солдат, как находившихся в распоряжении военного коменданта, так и из эвакуированных добровольцев, и во главе отряда из сорока человек направился в Липяги, предварительно ещё и отбив телеграмму в Тамбов с просьбой о присылке пятидесяти кавалеристов или казаков.
Прибытие вооружённого отряда не столько напугало крестьян, сколько вызвало в их среде страшное раздражение. Дело запахло кровью. И Хохлов, выяснив обстановку и поняв, что никаких убийств двух служивых не было, а также получив заверения от волостного руководства о мирном решении конфликта, поскорее убрался назад, созвав тем не менее, экстренное совещание малого уездного комитета. На этом комитете было принято решение не спускать зачинщикам и главарям их поступки, иначе ситуация вообще может выйти из-под контроля. К тому же, уездному комиссару сообщили о том, что его просьба о выделении военной помощи уважена. С большим трудом, но порядок в Спасском уезде был восстановлен (пусть и на непродолжительное время).
Зато тут же подобные инциденты произошли в Лебедянском, Шацком, Борисоглебском, Кирсановском, Козловском уездах. Причём, в последнем — особенно сильные и длительные (так, за несколько дней сентября крестьяне сожгли в этом уезде двадцать четыре имения, при этом убивая и грабя землевладельцев; всего же с 1 по 18 сентября там было сожжено или разгромлено 54 имения): лишь в конце сентября удалось восстановить хоть какой-то порядок. И в целом на сентябрь в Тамбовской губернии пришлось больше всего разгромов имений — 89 (в октябре, например, всего 36, в ноябре — 75).