— Ой, извините, — девушка опять запахнулась, — Я не знаю… — растерянно, как-то почти по-детски, прошептала она, глядя на Алексея.
— Галина, давайте, как я отвезу вас домой. Вам нужно одеться, а потом мы подъедим в отделение, и все нам подробно расскажите… Ой, — испуганно сказала девушка, — Мой отец! Он уже вернулась с работы, а меня нет! Вы объясните ему, Алексей Геннадьевич, что я не виновата?
Галя смотрела на Алексея широко распахнутыми зеленоватыми глазами. Одной рукой она сжимала ворот куртки у горла, а другой осторожно прикоснулась к рукаву его костюма.
Алексей сглотнул.
— Да, конечно, мы отвезем вас, — вмешалась Влада, беря напарника, совершенно на ее взгляд, обалдевшего от тестостерона, за другой рукав, — Пойдемте в машину.
Дима Баринев был не плохой парень. Теперь о нем можно было говорить только вот так — был. Поскольку именно его тело увозил сейчас катафалк медицинской службы Салтыковки.
Мысль о том, что он может хотеть убить, кого бы то ни было, еще пару месяцев назад вызвала бы смех у любого, кто его знал.
Не меньший смех вызвало бы у любого предположение, что такой парень как Антон Сергеев мог не только убить Диму, но хотя бы подбить ему глаз.
Тогда, после первой ночи проведенной в лесу с Галей, Дима проснулся на рассвете, один, абсолютно голый и с гудящей головой. Нашел он только свою футболку и побрел в сторону города, соображая, где взять хоть что-то что бы прикрыть наготу. Может быть, эта сумасшедшая подсыпала ему что-нибудь в пиво? Но зачем? Она совсем была не прочь провести с ним ночку. Благо папаша в этот день у нее дежурил ночью. Вообще, как объяснила Галя, — у нее были своеобразные отношения с отцом. Особенно после смерти матери. Папаша не давал девочке сбиться с пути истинного. Чуть ли не встречал и не провожал ее из школы. По крайней мере, контролировал дочку весьма сурово. Но старику нужно было зарабатывать на жизнь, — он дежурил одну-две ночи в неделю на станции переливания крови в Корочаеве. Работа непыльная, и, скорее всего не слишком то и денежная. В семье деньжата явно водились.
…Было холодно, утренний туман, оседал на коже. Дима весь дрожал. Босые ноги заплетались в траве. Он вышел на небольшую полянку, отличное место для пикника. За ней начинался уже почти цивилизованный городской парк.
Около дерева в центре поляны ничком лежал человек.
Дима склонился над незнакомцем, в надежде позаимствовать брюки. Молодой парень, одежда вся мокрая. Неужели он провалялся здесь всю ночь?
— Эй, приятель… — Дима тронул парня за плечо, переворачивая его на спину, и тут же отшатнулся в ужасе. На него смотрели мертвые глаза. Горло парня было разодрано, серая футболка вся намокла от крови. Господи Боже! Да здесь все в крови!
Диму затрясло.
Дальнейшее он вспоминал урывками.
Он все-таки стащил с мертвого парня джинсы, перепачкавшись при этом в крови. Потом оттащил труп к реке, завалил валежником. Ополоснул руки. Затем побрел обратно, в город. Он сам не мог понять, зачем он скрыл тело. Ведь он просто нашел его. Просто нашел. И то, что он снял джинсы — никакое это не преступление, верно?
Но что-то подсказывало ему, что дело здесь не только в снятых джинсах. Та часть его мозга, которая зовется подсознанием, говорила ему, что он сделал все правильно, сделал все как надо, скрыв следы… Следы преступления…
Не своего преступления. Нет. Тогда еще нет.
Диме не удалось тогда незамеченным добраться до дома. Застукал милицейский патруль. Пришлось врать насчет своего вида…
Зато в ту ночь, которая стала для Димы последней, — он готов был совершить преступление.
Он долго шел за парочкой по парку. Галя выбирала, как всегда, дорожки все темнее и темнее. Наконец они с Антоном вышли на полянку.
Дима смотрел, сжимая кулаки, на то, как они все теснее и теснее прижимались друг к другу. Когда парочка со стоном упала на траву, Дима вышел из-за дерева.
— Шлюха! — заорал он, — Какая же ты тварь!
Дима двинулся на влюбленных, сжимая в руках хорошую, сучковатую дубинку.
Антон забарахтался на траве, пытаясь вывернуться из-под Гали. Нелепо замолотил руками. Слизняк — промелькнуло у Димы в голове.
Галя подняла голову, и Дима встретил горящий ненавистью взгляд.
— Убирайся, придурок! — прохрипела она, — Ты мне надоел!
В голове у Димы словно щелкнуло что-то. Такое уже было с ним. Ярость, слепящая ярость затопила сознание. Сейчас я тебе покажу придурка!