И Серёжка вдруг всё понял: это же «Тамбу-ламбу» пьёт чай! А он, балда, сидит и целый час рассматривает «Крокодил». Ну конечно, вот и кожаное пальто висит на стуле.
Все замолчали и смотрели на Серёжку. А он шевелил языком и никак не мог выговорить ни слова. Наконец, заикаясь, он произнёс:
— Никита поехал на Центральный. На Центральный! — повторил он. — Мы жребий тащили… и книжечка у него…
Большое спасибо!
На Центральном аэродроме Никита вышел из машины вслед за попутчиком и, пока тот расплачивался, держал цветы, целую охапку.
— Надо бы завернуть, — сказал Никита, — а то они замёрзнут.
— Они не могут замёрзнуть! Не могут! — закричал весёлый спутник и, надвинув Никите шапку на нос, побежал встречать самолёт, который уже шёл на посадку.
Никита посмотрел на часы. Если «Тамбу» не вздумает опоздать, то теперь всё в порядке. Пришёл автобус, который они обогнали, но с автобусом он не приехал.
«Вот растрёпа, опаздывает! Теперь тоже мчится на какой-нибудь машине и волнуется», — думал Никита.
Может быть, и Соколов его уже ждёт, только какой он? Ведь он его совсем не знает. Никита осмотрелся.
В зале ожидания сидел пожилой человек; опершись на большую суковатую палку, он барабанил слегка по изогнутой ручке пальцами; потом он вынул золотые часы, посмотрел на них и снова стал постукивать по своей палке.
— Извините, пожалуйста, — сказал Никита, подойдя к нему. — Вы профессор?
— Положим, — ответил человек.
— Вы кого-нибудь ждёте?
— Жду, жду! И безобразие, что он опаздывает!
— Конечно, безобразие! Мы, знаете, уже с семи часов его ищем.
— Ерунда! — сказал человек. — В семь он был у меня.
— Правильно, правильно! — сказал Никита. — Нам ваша Лиля всё рассказала.
— Какая Лиля? Погоди… ты что-то, милый, напутал!
«Вот сидит и говорит, что путаю! Не понимает, что я нашёл книжечку!» — думал с досадой Никита.
Но человек уже не сидел; он встал и, потрясая палкой, шёл навстречу низенькому человеку, который нёс чемоданчик.
— Тимофей Васильевич! Друг мой, вы меня заставили волноваться! — закричал он.
— Не надо волноваться, не следует. Я бы из-под земли вынырнул. Со мной никогда не следует волноваться. Я всё захватил и на всякий случай кардиазол, — объяснял низенький, который мог появиться из-под земли. — Я уверен, что вы, как всегда, чудесно проведёте операцию.
Они пошли к самолёту. Значит, действительно Никита напутал. И это совсем не тот профессор.
А время шло, времени оставалось всё меньше и меньше. Пассажиры торопливо проходили на посадку. Громкоговоритель хрипел и наводил порядок.
«Кто на Хабаровск? Кто на Хабаровск?» — спрашивал он.
Потом он вдруг щёлкнул и стал объяснять, куда кому следует пройти. А «Тамбу-ламбу» всё не было и не было…
Осталось всего пять минут. К аэродрому подошла машина. Никита бросился навстречу. Из машины сначала выбросили чемоданы, потом вытащили двух ребятишек, потом вышел военный с пожилой женщиной. Подъехала тележка, на неё погрузили чемоданы и ребят. Военный, держа женщину под руку, бежал за тележкой и приговаривал:
— Успеем, успеем! Не волнуйся, пожалуйста!
Было ясно, что «Тамбу-ламбу» опоздал и никуда не полетит.
И вдруг Никита с удивлением услыхал свою фамилию:
«Галочкин! Галочкин! — кричал громкоговоритель. — Галочкин, тебя просит срочно зайти начальник аэродрома!»
— Это меня! Честное слово, меня! — спохватился Никита.
— Ну вот, наконец-то! — сказал начальник, когда перед ним появился Никита. — Куда же ты пропал, Галочкин? Иди скорее к телефону.
Никита прижал к уху трубку и сказал:
— Слушаю!
— Никита! — услыхал он. — С тобой говорит Михаил Васильевич. Ты слышишь меня?
— Кто? — спросил Никита и услыхал Серёжкин голос:
— «Тамбу-ламбу» говорит — ты слушай!
— Никита, у тебя моя книжечка? — продолжал Михаил Васильевич.
— Да, у меня. А почему вы опоздали? Сейчас самолёт улетит! — закричал Никита.
— Не улетит, — засмеялся в трубку «Тамбу-ламбу». — Я на аэродроме Дальний, у меня ещё есть целых двадцать минут. Самолёт в десять пятнадцать. Ты вот что: книжечку отдай начальнику. Понял? Отдай начальнику — и он так организует, что мне её передадут. Мы с ним договорились. Понял? А тебе большое спасибо. Мы встретимся непременно. Слышишь?
— Слышу, — сказал Никита. — До свиданья!
Начальник аэродрома аккуратно вложил в конверт книжечку, десять рублей и сказал Никите: