‑ Я с приятелем гулял по базару и тут…
‑ Гуляли?
‑ Свидетель Аллах – гуляли…
Слова Чеку встречены дружным и довольно продолжительным смехом.
‑ Ты полагаешь, тебя взяли по ошибке?
‑ Именно так: по ошибке. Вы проницательны, господин повелитель.
Снова смех.
‑ За арбузы и дыню забыли заплатить?...
‑ О, вы всевидящие и всезнающие люди – да, забыли! Забыли – чертова память!...
Веселое оживление.
‑ Сотню изделий из высококачественной самаркандской глины разбили! Может быть тоже по ошибке!?
Вперед выступает знакомый торговец, он плача говорит:
‑ Видит Аллах, они разорили меня.
‑ Не беспокойтесь, господин горшечник, я восполню ущерб.
Повелитель города снова что‑то шепчет главе тюрьмы.
‑ Ты погубил двух лучших воинов повелителя – тоже нечаянно?
‑ О, у вас, всемилостивый повелитель, замечательные воины! Двое? Вы сказали “двое”? Клянусь, я не хотел их убивать… Они сами… споткнулись и …
‑ Хватит лжи! – рявкнул глава тюрьмы. – Прикуси свой грязный язык!
Повелитель города дает знак главе тюрьмы – шепчет и тот, смирив гнев, обращается к Чеку:
‑ Где содержится девица Жамбы? Ты знаешь, что ее разыскивает родной племянник нашему всемилостивому – да поможет его деяниям Аллах! – повелителю Самарканда – лучшему из лучших городов нашего солнечного Мавераннахра?
‑ Я несчастный бродяга – да покарает меня Аллах! – а потому ни о какой девушке… Ж…амбы… не слышал… но в нашем Кеше много добрых слов говорят о всемилостивом повелителе Самарканда.
Повелитель что‑то шепчет снова – в который уже раз! – главе тюрьмы – тот жестом подзывает лопоухого.
‑ Говори, как назвал нашего… всемилостивого?
Лопоухий мнется.
‑ Говори!
‑ У меня не поворачивается язык – да отсохнет он! – произнести это богопротивное слово…
‑ Говори! – наконец‑то, минуя посредничество, как бы взрывается повелитель Самарканда.
‑ Он…он… Назвал нашего… всемилостивого, богоугодного повелителя… э… кривым…
‑ Так и назвал? – спрашивает тюремщик.
‑ Он… “кривой Джамаль”… Клянусь, это его слова!
Тут происходит следующее: повелитель встает, показывая этим, что на этом дело Чеку закончено – идет к выходу. За ним шумно устремляются другие. На миг‑другой задерживается глава тюрьмы, дает знак работникам камеры допросов – один из них понимающе кивает головой, идет к угольям, достает оттуда раскаленный железный стержень…
62
Снова – мрачный, темный коридор. Вдали, словно светлячки – огоньки. Это – удаляется с факелами свита повелителя. За кадром жуткий вопль. Ясно: “допрос” Чеку продолжается….
63
А вот он, Чеку, собственной персоной стоит перед вершителями его судьбы. Глава тюрьмы в окружении других работников тюрьмы зачитывает приговор:
“… За богопротивные деяния, выразившиеся в обмане, воровстве, нанесении ущерба верным Аллаху и законопослушным гражданам, а также великому Самарканду, убиение двух славных воинов гвардии повелителя, человека без доброго рода по имени Чеку сына барласовца из Кеша, приговариваю к заточению сроком на 5 дней в зиндан, а по истечении 5 дней – лишению языка, а затем и головы…”
Чеку выслушивает приговор молча…
64
Чеку по знакомому нам темному пещерообразному коридору подводят к зиндану… С грохотом открывают решетчатый люк… опускают лестницу. Шурф высотой метра 3 сверху освещают факелом – предстает перед нами картина отнюдь далеко не из приятных.
‑ Ну, что? – издевательски спрашивает глава тюрьмы.
‑ Рай! Сам Аллах был бы рад вкусить его плоды. – отвечает дерзко Чеку.
‑ Не богохульствуй – иди! – подталкивают заключенного в спину. – Иди в свой рай! Ха‑ха‑ха. Ты заслужил его! Ха‑ха‑ха. Доволен!?
Чеку на дне зиндана, лестница тотчас же убирается.
‑ Доволен! – кричит Чеку снизу под лязг захлопнувшегося сверху решетчатого люка. – Я в раю!... Я в раю!... Я в раю!... – еще некоторое время слышится голос заключенного…
‑ Собака! – слышится голос главы тюрьмы в темноте…
‑ Очень скоро развяжется у него язык. – Он, запомните мое слово, заговорит иначе, – говорит кто‑то другой из тюремщиков.
‑ Будет рад, – хихикает третий, – рассказать об этой девушке… Ж… Ж.
‑ Жамбы. – подсказывают ему.
‑ Поздно. – снова слышится в темноте на фоне удаляющихся вдали факелов. – Расскажет – не расскажет. Итог один: в…ж‑жик! И – язык в руках палача – в…ж‑жик… головы нет…
Последние слова главы самаркандской тюрьмы вызывает угодливый хохот тюремщиков.
‑ … А девку найдем… обязательно разыщем… и без этой собаки!...
65
Ночной Самарканд. Силуэты зданий на фоне звездного неба. Едва уловимые очертания улочек, переулков. А вот знакомый двор сестры Тимура. Звуки: вдали – окрики стражников, неподалеку – стрекотанье цикад!... В одном из маленьких окон полощется неяркий свет…
66
Знакомая комната в доме сестры Тимура – Туркан. За небольшим дастарханом – Мухамад, трое воинов, в том числе приятель Чеку. Неподалеку, склонив голову, но обостренно слушая полуночников, стоит Туркан. В углу комнаты прямо на полу спит мальчик Хамид. Полуночников мы застаем в момент принятия решения.
Так и есть.
‑ Итак, одному из вас надо срочно ехать в Кеш. Два дня хорошего хода туда, два – назад. Приговор Джамаля может отменить только эмир Казанган – надеюсь никто не станет оспаривать это, – говорит Мухамад. – Ехать следует немедленно.
‑ Немедленно?
‑ Нет, нет, не сейчас – дождемся утра, город распахнет ворота – тогда и в путь.
‑ Я готов! – заявляет приятель Чеку.
‑ Не ты, нет, – Мухамад задерживает взгляд на втором воине. – Готов ли ты оправдать наши надежды?
В ответ воин кладет в поклоне себе на сердце руку…
67
До Самарканда не более одного дня пути. На берегу безымянной речушки на отдых расположился со своим отрядом в 2‑3 сотни воинов Тимур. Время обеда, который, разумеется, сопровождается всеобщим весельем. Приподнятое настроение и у Тимура. Он во главе самого почетного, как и подобает, дастархана. Тут же свой весельчак, шут, он же фокусник Абдукерим.
Обед мы застаем где‑то на исходе его. Внимание этой группы (в том числе и Тимура) обращено именно к шуту. Он держит в руках ломоть мяса, который на глазах людей вдруг исчезает. Тогда шут, «горько» причитая («Кто лишил меня обеда? – Аллах свидетель, я только – что держал его в руках, готов был насладиться, наполнить пузо – и вот его нет!... и т.д.»), стоя шарит вокруг, залез за пазуху соседу – тщетно. По – прежнему причитая и проклиная, он залез за пазуху второму соседу и под взрыв хохота извлек искомый ломоть мяса. Однако, придя в себя, не удержался сосед и со словами «Над кем изволишь шутить, поганый ублюдок? Надо мной, сотенным!?» вскакивает, выхватив саблю. Возбужден и шут. Перебранка, в которой трудно отличить сходу серьезное от наигрыша, вот‑вот грозит вылиться в настоящий конфликт. Конец этому кладет Тимур. Он хлопком ладони об ладонь призывает «противников» успокоиться. Воцаряется тишина.
‑ Ты, Юсуф, хороший сотенный, а ты, Абдукерим, надежный воин. Своими глазами видел ваше усердие в сраженье. Но хороший воин должен уметь не только быстро натянуть тетиву лука и крепко держать в руках меч… – Тимур берет в руки ломоть реберной часть варенного мяса, ловко отделяет мякоть от ребра. – Мне нужны воины, которые умеют отличить шутку от серьезного так, как эту кость от этой мякоти. – И вовсе приняв серьезный вид, продолжает. С такими воинами мы сможем навести порядок в Самарканде. – Мы исполним волю нашего всемилостивого эмира Казанганда!
Слова Тимура встречают с одобрительными возгласами. Вмиг забыты недоразумения между Абдукеримом и Юсуфом. Но тут к Тимуру подходит один воин, шепчет что‑то на ухо. Тимур – весь в внимании. Воин возвращается вдвоем со знакомым нам посыльным из Самарканда. Посыльный вручает свернутое в трубку письмо Махамада. Тимур молча, про себя, читает письмо, постепенно мрачнеет. За дастарханом воцаряется молчание.