– Во имя Аллаха, милостивого и милосердого! Да снизойдут покой и благость на душу моего государя!
Эмир замер и разлепил испуганные вежды. Теперь вид у него был жалобный, и чувство сострадания снова вступило в борьбу с отвращением – эта борьба, выбравшая своим полем сердце мирзы Искендера, длилась уже так давно, но до сих пор оставалось неясным, кто станет в ней победителем, жалость или ненависть.
– Проклятье! – выдохнул наконец Тамерлан, полностью осознав, что находится в спальне своего самаркандского дворца.
– Что с вами, хазрет? К вам снова являлся тот черномордый джинн?
– Н-нет…
– Неужто опять синекожая женщина с иззубренным мечом вместо лица?
– Хуже.
– Еще хуже? Что может быть ужаснее женщины, у которой вместо одного из органов тела меч или пила? – Мирза Искендер решил чуть-чуть пошутить, но Тамерлану явно было не до шуток.
– Я увидел себя во сне маленьким мальчиком, – промолвил великий эмир весьма подавленным голосом. – Я шел по пустыне и едва не провалился в дыру. Тогда я сел на ее краю и принялся швырять в нее пригоршни песку. И вдруг из этой дыры я услышал голос, который спросил меня, правда ли, что я нисколько не боюсь. И тут мне сделалось невыносимо страшно… Дай мне глоток айрана[2], мирза.
Искендер, давно уже привыкший совмещать с должностью мирзы обязанности преданного слуги, знал, что сейчас нужно подать именно глоток айрана, причем в маленькой пиале из тонкого китайского фарфора, ведь в последнее время завоеватель мира настраивал себя и своих подданных на скорый поход в Китай.
– Не очень-то холодный, – недовольно пробурчал Тамерлан, утирая губы тыльной стороной ладони. – Как ты думаешь, к чему может присниться такой глупый сон?
– Хм, – задумался мирза. – Хотелось бы уточнить, чего именно испугался великий хазрет – дыры, голоса или самого вопроса?
– Я никого, ничего и никогда не боялся, – нахмурился Тамерлан, приосаниваясь. – Просто у меня разболелась нога. Ступай в эндерун[3] и спроси у биби-ханым, не захочет ли она навестить меня в столь поздний час.
– Едва ли, – вздохнул мирза, представляя себе полный всяческих ритуальных формальностей поход на женскую половину дворца. – Биби-ханым в это время спит так, что даже если ей в ухо протрубить из карная[4], она даже не поморщится.
– Иди! – сердито повторил приказание эмир, но когда мирза Искендер отворил дверь и собирался выйти из спальни, он окликнул его: – Впрочем, ты прав. Не надо. Она и впрямь будет не рада моему зову. Останься.
– Если кто и не спит по ночам в эндеруне, так это маленькая Зумрад, – сказал мирза. – Я могу привести ее.
– Вот еще! – отмахнулся Тамерлан. – Я вообще жалею, что взял ее в жены. Днем она как сонная муха, а ночи напролет плачет горючими слезами. Только и не хватало мне сейчас видеть ее зареванную мордашку.
Он улыбнулся. Он улыбался в редких случаях. Например, когда речь заходила о молоденьких девушках или хороших лошадках, и тогда лицо его ненадолго озаряла улыбка, способная немного ослабить ненависть мирзы Искендера к своему повелителю. Но еще улыбку этого чудовища неизменно вызывали построенные по его приказу башни из человеческих черепов, вид свежеснятой человеческой кожи и в особенности почему-то отрубленные половые органы.
Улыбка исчезла.
– Что-то я опять разгулялся. Вижу, не уснуть теперь. Раскладывай свои бумаги и перья, я хочу говорить о вечном и вещем.
Искендер послушно занялся приготовлениями к записыванию, он аккуратно разложил листы бумаги, откупорил склянки с чернилами, распахнул ларец, содержащий перья, калямы[5] и ножички различной величины в зависимости от предназначения. Бумага была превосходная, китайская, по краям изрисованная узорами, зеленью и цветами. Рядом он положил простую – для чернового варианта. Наконец, когда все было готово, Тамерлан кашлянул и, выпив еще глоток айрана, начал диктовать.
Глава 2. Тамерлан-Намэ
– В прошлый раз мы, кажется, остановились на том, как я усмирял Кара-Юсуфа? – спросил Тамерлан.
– Осмелюсь возразить, – сказал мирза Искендер, – что мы продвинулись гораздо дальше и закончили тем, что вы одержали полную победу над Баязетом.
– Разве? Ну-ка, прочти последние строки.
– «Я отрядил различные части моей армии, одну – в поход на Румское царство, другие – охранять посты, воду и провиант. Сам я двинулся по дороге в Анкуриах[6], а Баязет во главе ста тысяч воинов, наполовину всадников, наполовину пеших, вышел мне навстречу. Завязалось сражение, и я его выиграл. Баязет был побежден, взят в плен и приведен ко мне. Наконец после семилетней войны я возвратился победителем в Самарканд». Именно здесь мы в прошлый раз остановились. Вероятно, дальше последует рассказ о заключении мира с царем Грузии?