Я уже заметил, что в деятельности Тимура не должно искать господствующей, основной политической мысли. Похвалы некоторых новых историков, например, Гаммера, которые видят в Железном Хромце основателя какой-то особенной цивилизации, очевидно, натянуты. Где следы и признаки этой цивилизации? Тимур был одержим ненасытимою жаждою деятельности, но у него не было определенной и ясно осознанной цели. Законы, им изданные, не доказывают противного. Они могли скрепить временное, на одной силе основанное могущество, но не могли упрочить существования настоящего государства. Всё, что в состоянии сделать одна сила - было сделано Чингисом и Тимуром. Поэтому подвиг их был более разрушительный, нежели творческий. Внешняя сила принадлежит к числу великих деятелей всеобщей истории, но деятельность ее ограничивается исполнением. Там, где она не соединена с плодотворными идеями, ее произведения непрочны и бесполезны. Персы недаром называли Тимура ненасытным, вечно стремящимся и никогда не достигающим. В нем самом было смутное, но возвышенное понятие о значении науки и, следовательно, мысли. Он охотно беседовал с учеными, знал исторические предания Востока и Запада, уважал астрономию и презирал астрологию. Счастие и несчастие человека зависит, сказал он однажды, не от положения звезд, а от воли Того, Кто создал и звезды и человека. Жестокая душа проглядывала, впрочем, даже в богословских прениях его. Он любил смущать собеседников своих опасными вопросами. При зареве алеппского пожара, при криках погибавшего населения он равнодушно вел ученый разговор с тамошними муллами. «В битве под Алеппо, - спросил он у них, - пало много моих и ваших воинов, которые из них достойны рая?» «Те, которые пали с верою в Бога», - отвечал умный муфти.
Тимур умер в 1405 г. Не прошло ста лет по его кончине, а государство его уже рушилось. Только в Индии уцелели его потомки, окруженные внешним блеском власти, но бессильные, лишенные даже личной свободы преемники Великого Монгола. В других частях Азии Тимуриды были вытеснены местными династиями. Когда Тимур предпринимал новый поход, он говорил о врагах своих: «Я повею на них ветром разрушения». Ветер разрушения повеял на его собственное дело и на род его. Единственным следом завоеваний, наполнившим громом своим последние десятилетия XIV в., остались пирамиды из черепов человеческих. К этим памятникам можно еще прибавить безлюдные пустыни, которые образовались в странах некогда цветущих и населенных. Вспомните о степях нынешнего Туркестана. Огромные развалины городов, остатки водопроводов свидетельствуют, что не природа положила на эти земли страшный и дикий характер, каким они теперь отличаются. Здесь прошли монголы. Человек легко привыкает к опасностям, которыми грозит ему природа. Он строит новое жилище у подножия вулкана, на лаве, поглотившей его отца; он не уступает морю, подверженного беспрестанным наводнениям, но выгодного для торговли берега, и смело ставит свой дом на развалинах другого, смытого волнами. Корысть и другие побуждения удерживают его даже там, где вечно царствует зараза. Взгляните на Новый Орлеан и на Батавию. Но монголы и татары действовали с большим успехом, чем вулканы, море и мор. Есть земли, в которых, по-видимому, навсегда остался след их опустошений. Они утратили даже природное плодородие, каким славились прежде.
Приведенный мною выше отзыв венецианца Марко Поло может и теперь служить характеристикою монгольских врагов. Монгол вернулся в родные степи, из которых вывел его Чингисхан. Он снова живет в войлочной юрте своей, пасет свое стадо и забыл о той своей роскоши, с которой познакомились его предки в XIII и XIV столетиях. Пора Чингиса и Тимура прошла как сон. По-прежнему раздается в монгольских степях унылая, хватающая за душу песня, в которой иногда звучат отголоски минувшей славы и надежда на новые подвиги, на новое величие. Надеждам этим не суждено больше сбыться. Если бы поднялась снова такая личность, как Чингис или Тамерлан, и позвала народ свой к изведанной уже деятельности, усилия ее неминуемо должны сокрушиться о новые исторические условия. Куда повел бы теперь свое ополчение честолюбивый вождь степных племен? На юг, к Индии, постоянной цели восточных завоевателей? Но там образовалась стена более крепкая, чем Гималайский хребет. Там встретит он не прежних, способных только к страдательному мужеству индийцев, а твердые сипайские полки под начальством английских офицеров. Двинется ли он другим, знакомым уже путем к западу? Но его ждет здесь крепкое христианское, образованное государство, пережившее с честью долгий период своего исторического искуса. Напор монгольский не страшен более России, еще недавно одолевший завоевателя более грозного, чем великие ханы. Бывшие властители наши должны в свою очередь испытать русское влияние. Но Россия платит им не гнетом за гнет. Христианское государство вносит в юрты дикарей истинную веру и неразлучные с ней образованность и гражданственность. Нашему отечеству предстоит облагородить и употребить в пользу человечества силы, которые до сих пор действовали только разрушительно. Начало уже сделано. В 1813 и 1814 г. изумленная Европа видела в числе избавителей своих от французского ига башкира и калмыка, стоявших рядом и за одно дело с самыми благородными и просвещенными юношами Германии.
Иванин М. СОСТОЯНИЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА У СРЕДНЕАЗИАТСКИХ НАРОДОВ ПРИ ТАМЕРЛАНЕ [13]
1. Состояние государств, завоеванных Чингис-ханом и его потомками, во время малолетства Тамерлана и в первые войны Тамерлана по 1391 г.
Приступая к описанию военного искусства среднеазиатских народов при Тамерлане, считаю необходимым предварительно описать в коротких словах положение, в его время, обширных завоеваний Чингис-хана и биографию самого Тамерлана во время его молодости и скитания по степям Ховарезма и Хорассана, и первых его подвигов, до изгнания из джагатайского ханства узбеков (1369 г.) и уничтожения их силы (1389-1390 гг.).
Тамерлан родился в 1333-м году 7 мая; отец его владел уделом или участком земли к юго-западу от Бухары, в окрестности г. Кеш или Карши. Известно, что завоевания Чингис-хана и его первых потомков разделились на четыре, независимых одно от другого, ханства. Китай, Манчжурия, Корея, часть Индии и Монголия составляли восточное ханство. Восточная часть нынешней киргизской орды, земли от верхних частей Иртыша и Оби к горам Тянь-Шань и южнее этого хребта до Гималайского, с долиной, в которой лежат города Кашгар, Яркенд, Хотан и проч., а также кокандское, бухарское и хивинское ханства, до Гинду-куша, входили в состав джагатайского ханства. Хорассан, Афганистан и нынешняя Персия, словом, земли от р. Инда, Гиндукуша до Кавказских гор и Евфрата составляли третье ханство наследников Гулагу-хана. Западная часть киргизской орды, до Каспийского и Аральского морей и нижней части р. Сыр-Дарьи, а также большая часть нынешней европейской России до Кавказских гор, Азовского и Черного морей и до нижнего Дуная, составляли владение ханов Золотой Орды. Ханства эти управлялись ханами из потомства Чингис-хана, но права наследства не были точно определены; выбор в ханы зависел от собрания вельмож (курултая), что давало повод к интригам, подкупам, насилиям, следовательно, давало силу вельможам и ослабляло власть ханов. При том границы между главными ханствами не были определены, что давало повод к ссорам и междоусобным войнам, во время которых многие из подданных этих четырех ханств, будучи также потомками Чингис-хана, отказывались повиноваться главным ханам и, сделавшись независимыми, в свою очередь ссорились и воевали между собою. Это еще более ослабило потомков Чингис-хана и приготовило их падение, почти одновременно во всех четырех главных ханствах.
13
* Иванин М.И. О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане. СПб., 1875. С. 129—237